Я обнаружила, что Твое Слово, о мой Боже, производило особенное действие в моем сердце, получая в нем должный результат без какого–либо посредничества иных слов или внимания к ним. И с тех пор я всегда видела это, но иными путями, в соответствии с разными уровнями и состояниями, через которые я проходила. Я так глубоко погружалась во внутренний дух молитвы, что могла лишь изредка произносить молитву вслух.
Погружение в Бога поглощало во мне все. Несмотря на то, что я питала нежную привязанность к некоторым святым, таким как Св. Петр, Св. Павел, Св. Мария Магдалина, Св. Тереза, однако я не могла себе представить их образы, или же взывать к кому–то из них независимо от Бога. Через несколько недель после того, как мое сердце было пронзено таким образом, что и знаменовало мое изменение, в монастыре, где находился мой добрый отец–наставник, наступил праздник Блаженной Девы. Я пошла утром, чтобы получить индульгенции, и была очень удивлена тем, что мне не под силу было совершить это действие, хоть я более пяти часов пробыла в церкви. Все мое существо была пронизана такой остротой чистой любви, что я не могла решиться сократить боль, вызванную моими грехами с помощью индульгенций. «О моя Любовь, — восклицала я, — я желаю страдать за Тебя. Я не вижу удовольствия ни в чем кроме страдания за Тебя. Индульгенции могут быть хороши для тех людей, которые не знают ценности страданий, которые не желают, чтобы Твоя божественная справедливость была удовлетворена, которые, имея корыстные души, не столько боятся быть Тебе неугодными, сколько боятся боли, вызванной грехом».
Однако, из страха, что я могу ошибаться и совершить проступок не получив индульгенции, ведь я никогда не слышала, чтобы кто–нибудь раньше оказывался в подобной ситуации, я вернулась назад, пытаясь снова взять их, но напрасно. Не зная как мне поступить, я отдала себя в руки Господа. Возвратившись домой, я написала доброму отцу, что по его просьбе я записала часть его проповеди, повторяя ее слово в слово по мере того как записывала.
Теперь я оставила все компании, распрощалась навсегда со всеми пьесами и развлечениями, танцами, бесцельными прогулками и увеселительными вечеринками. В течение двух лет я не делала роскошных причесок. Я стала самою собой, и мой муж это одобрил.
Моим единственным наслаждением теперь было красть те мгновения, когда я могла побыть наедине с Тобой, моя единственная Любовь! Всякое другое наслаждение причиняло мне боль. Я не теряла Твоего присутствия, которое было мне дано путем постоянного наполнения. Не то чтобы я сама представляла себе его усилиями разума или силой мысли в созерцании Бога. Это посредством воли, когда я вкушала невыразимую сладость упоения объектом своей любви. В этом счастливом переживании я знала, что душа и была сотворена для наслаждения своим Богом. Единство воли подчиняет душу Богу, сообразуя ее всему тому, что Ему угодно, побуждая собственную волю человека умереть. Наконец, он притягивает к ней и другие способности посредством того милосердия, которым она исполнена. Все это содействует их объединению в Центре, в котором они окончательно растворяются как в своей сущности, так и в действиях. Эта потеря называется уничтожением способностей. Хотя сами в себе они все еще существуют, однако нам они кажутся уничтоженными. По мере того, как милосердие наполняет и побуждает человека, оно становится таким сильным, что способно преодолеть все человеческие желания и устремления, подчинив человека только воле Божией.
