Осознав свой стратегический просчет, жена Половцева после некоторых мучительных раздумий решительно, как генерал Монштейн на Курской дуге, в одиночку начала свое почти отвесное восхождение. О, сил для этого было предостаточно в этой миниатюрной, даже хрупкой, но тщеславной девушке!
Но тут неожиданно (Половцев и сам себе удивился: неужели получилось?) у Половцевых родился сын Андрей. И, естественно, сын стал для нее помехой. Правда, не такой досадной, как это могло показаться сначала, поскольку все «воспитание», то есть стирание, пеленание и выгуливание, за исключением, конечно, кормления грудью, смиренно принял на себя тишайший толстячок от среднерусской литературы.
Если принимать как должное естественный ход событий и следовать природе человеческих страстей, то можно сделать справедливый, хотя и не очень приятный вывод, что когда ослепительная красота деловой женщины блекнет, она — так и быть уж! — готова наконец стать матерью своим детям, даже если является на данный момент важным государственным человеком. Посему на пороге своего сорокалетнего рубежа — что же теперь поделаешь?! — жена Половцева, уже зрелая и волевая руководительница, вдруг ощутила, что у нее растет сын.
Удивляясь себе, она стала сначала робко интересоваться его уроками, а потом брать с собой в загородные поездки, предлагая ему сложную компанию капризных детей сослуживцев с шашлыками и разговорами «чей пахан круче».
Ну а Половцева-воспитателя отправили в ссылку на дачу в Васкелово.
* * *
Лавина боли ударилась в НЕГО и повлекла куда-то вниз, бешено закрутив, как в мельнице, вместе с песком, обломками скал и тяжелыми валунами. Но боль ОН чувствовал лишь мгновение. Потом боли не стало, и ОН погрузился в кромешную тьму…
И вдруг тяжелое, как якорь, собственное тело, словно толстая железная кора, отвалилась от НЕГО, и ОН, набирая скорость, помчался вверх, рассекая густую тьму и ощущая при этом невиданную легкость. Но самым удивительным было то, что ОН чувствовал при этом: ОН чувствовал, что летит к выходу из тьмы. Где-то высоко впереди должен был хлынуть свет.
ЕМУ стало спокойно и радостно. Радостно настолько, что ОН забыл все: родителей, друзей, предыдущую жизнь и даже собственное имя. И еще: ОН потерял всякий интерес к себе. Странно, но ОН даже не знал, что ОН такое?
Без сомнения, ОН был существом разумным, чувствующим, но был ли ОН при этом человеком?
ОН летел в каком-то полумраке вверх, и чьи-то черные крючковатые клочья — что-то вроде перепончатых лап с острыми когтями и членистые хвосты с чешуей, извивавшиеся как осьминожьи щупальца, — пытались остановить ЕГО в этом отвесном туннеле, не пустить наверх, к свету… Эти лапы и хвосты были агрессивны. Они растягивались и разрывались пополам, но действительно несколько замедляли его стремительное восхождение. Возможно, они и задержали бы ЕГО, если бы не ЕГО воля к свету и мольба о чуде, которые переполняли ЕГО.
