— Или мы будем трудиться, или помрем, — так, сидя за длинным обеденным столом, говаривал дед, и вся семья, не исключая и морщинистых трудяг-андроидов, согласно кивала. — Будем работать, осушим болото на южной стороне, посадим рискамолино — быть может, он приживется на той земле, а быть может, и нет.
«Работать» для обитателей Диких земель означало не то времяпровождение ради жалованья, к какому привыкли горожане. Это означало тяжелый, монотонный, смертельно опасный труд от зари до зари — каждый день, из месяца в месяц, из года в год. До тех пор, пока Город не сочтет земли достаточно безопасными и не даст за них хорошие деньги, не облагаемые налогами, чтобы выстроить на месте кукурузных полей очередной завод или чистенький квартал, жителям которого не будет нужды носить оружие. И тогда фермерская семья вернет кредиты, вытащит корни и переберется дальше в неосвоенный вельд — строить новую ферму-крепость, воевать со зверьем, корчевать джунгли и осушать болота на месте будущих полей.
Брук-старший погиб, когда проверял всходы на своем новом рисовом поле. Он наступил на нору водяного скорпиона. Его сапог из непромокаемой армированной ткани оказался прокушен насквозь, а нога опухла и покраснела, приняв цвет арбузной мякоти. В ту пору Бруку было тринадцать.
Жизнь в вельде чревата многими опасностями, однако смерть отца не была неизбежной. Конечно, он мог бы всюду ездить с напарником, как и принято в Диких землях, однако впитанное с молоком матери стремление растить, беречь и приумножать не позволило ему раскошелиться на бездельника, вся работа которого будет заключаться в болтовне да прогулках с огнеметом, пока его хозяин будет вылезать из кожи, чтобы повысить урожайность или выбить из кровососов-банкиров кредит на покупку нового комбайна. Он поставил на карту свою жизнь и счастье всей семьи из-за сотни монет, не пожелав смириться с тем, что кто-то может решить, будто ему не под силу в одиночку справиться с сухопутным аллигатором или прострелить башку летучему ящеру.
«Если бы твой отец слушался меня и не экономил на дроидах, — со слезами на глазах говорила мать Брука, — то не ездил бы по полям в одиночку и остался бы жив».
Много позже Брук пришел к выводу, что дело было вовсе не в скупости или гордыне родителя. Брук-старший погиб из-за своего чувства ответственности перед семьей, храня верность традициям фермерства и олицетворяя собой пример несгибаемого человека, стремившегося диктовать свою волю обстоятельствам и не выказывая страха, как и полагается мужчине.
