И вот стоят они сейчас друг против друга, словно и не прошли годы, словно не было между ними ничего, кроме смертей, в глаза один одному смотрят и молчат, ибо слова уже все сказаны, осталась лишь тлеющая ненависть, загасить которую возможно только кровью. Ингерд потянул из ножен меч.
— Я хочу, чтобы ты знал, за что умрешь, — сказал он, — я хочу, чтобы каждое мое слово отпечаталось в твоем сердце, если оно у тебя есть.
Ингерд провел пальцем по лезвию меча. Клинок тихо зазвенел.
— Ты умрешь за то, что я никогда уже не смогу прикоснуться к женщине, которую люблю, за то, что не увижу, как растут мои сыновья. Ты умрешь, чтобы успокоились души моих сородичей, не нашедших пристанища в Море, ибо их некому было хоронить. Слишком малая плата, но для тебя она будет высокой. Самой высокой, какую ты только можешь представить.
Лязгнула сталь. Это Рунар вытащил из ножен свой клинок
— Эт мар. Хорошо. Теперь я скажу, за что умрешь ты, Ветер, — Рунар взял меч обеими руками, глаза его горели ненавистью. — Ты умрешь за то, что перешел мне дорогу. За то, что посмел натравить на меня бёрквов. Не так уж мало я сделал, чтобы наказать тебя за это. Осталось немного: взять твою жизнь. Син тавэ. Защищайся.
Его меч взлетел, подобный молнии, но меч Ингерда встретил его, высекая сноп искр, чистым голосом запела сталь, осветив ночь белыми сполохами. На сполохи эти в ожидании добычи слетелись бёрквы, крылатые похитители душ. Волки припали к земле, готовые ринуться на врага, ибо однажды они уже пробовали кровь Вепря, но сейчас был не их бой, и они следили, не отрываясь, за рукой Ингерда, которая сжимала меч и по которой уже заструилась первая кровь. Тихие ночи острова Рох не знали, что такое звон стали, а здешняя земля ни разу не пила кровь, соленые воды озера приносили с того берега отголоски сражений, но то было лишь эхо. Сегодня все стало иначе. Темноту вспарывали вспышки белого огня, и становилось светло. Лес зашумел. Заволновалось Соль-озеро. Где-то вдали загрохотал гром. Ингерд и Рунар, стиснув зубы, рубились яростно и молча, соленые волны захлестывали их по пояс, сильный ветер сбивал с ног, раскаты грома заглушали звон мечей, и вспышки синих молний отражались в глазах.
Уже оба были ранены, но ни один не уступал, схватка пьянила их. Земля содрогнулась, и Рунар упал на одно колено, и клинок Ингерда уже свистел над его головой, но уберегся Рунар, через плечо перекатился, и сам пошел вперед.
Стеной хлынул дождь, а они все рубились, без устали, не замечая боли, не замечая, что жизнь вместе с кровью из ран вытекать начала. Все ж ярость Ингерда сильнее была, и клинок его был заклятым, но Рунар шел на него смело, безрассудно, а волны в озере до того высокие поднялись, что с ног сбивать начали, на берег накатывались, а дождь, на землю падая, алым становился. Страшно завыли над головой бёрквы, скорую добычу почуяли, и волки были готовы на Рунара броситься, но Ингерд окриком остановил их.
