Ян поспешил перевести взор вниз. И ему стало не по себе.
Посреди цветущей равнины, со всех сторон окруженной лесистыми холмами, будто открытая незаживающая рана, зияло страшное пепелище. Богатое и сильное племя жило здесь — на берегу валялись обугленные остовы тех самых больших лодок с высокой кормой и могучими мачтами. Ян воочию представил, как эти лодки бороздят морские просторы, бесстрашно зарываясь в пучину острыми носами, хотя Море ему доводилось видеть только с высоты. Что же приключилось зимой здесь, у полноводной Стечвы? Какая сила сгубила столь могучее племя? У Яна не было ответа. И тут у реки показался Ингерд.
Он медленно брел по берегу, сгорбившись, точно старик, давно призывающий смерть на свои седины. Он глядел по сторонам так, словно очутился тут впервые, словно и тут был чужаком. Да и то правда: разве это его дом? Черный пепел да головешки — все его наследство, вороны да суетливые мыши — все его родичи, где же сам не станешь зверем? Ян видел, как он застыл посреди пепелища, потом покачнулся, точно молодое дерево под ударом топора, и рухнул на землю, накрыв ее своим телом. Не ответила земля на его стон, она была мертва. И пролетел над лесом да над холмами волчий вой — страшный, холодящий — и глухим хрипом замер где-то за рекой. Вздрогнул Ян, поежился, на землю слетел, человеком обернулся, к Ингерду подошел осторожно — а ну как сгоряча в горло вцепится?
— Тяжелое горе твое, Волк, — тихо сказал он. — Нести его тебе на своих плечах до самой смерти.
Поднял голову Ингерд, отшатнулся Ян, — глаза его бешеной яростью горели, и такая жажда крови плескалась в них, что подумал Ян, убьет он его, не разобравшись.
Но нет, просветлели через миг его глаза, признал Ингерд Яна, поднялся с трудом, точно беспомощным младенцем был, и говорит:
— Погляди вокруг, светлокудрый. Видишь пепел и прах? Это душа моя под ногами твоими, сгоревшая дотла той студеной ночью.
— Велика могила, — так же тихо отвечает Ян.
Склонил Ингерд голову, темные волосы скрыли лицо, засветилась белая прядь, упав на лоб.
— Велика, — сквозь стиснутые зубы эхом отозвался он. — Да только мертвых своих мы в Море хороним, там наши могилы… И за то, что прах сородичей моих сечет дождь и сушит ветер… Клянусь, кто-то ответит за это.
Ян глядел на него и понимал, что так он и будет. Отыщет он виновного, даже если всю жизнь на это положит, и плату возьмет большую, жестокую.
Соленый ветер прилетел с Моря, жадно вдохнул его Ингерд, осушил тот ветер его непролитые слезы, поднял пепел с земли, закружил.
