* * *
Нечем дышать, повсюду — в носу, ушах, во рту — пепел. Боль здесь, всегда со мной, но удушье берет верх — заставляю безвольное, пораженное мучительной судорогой тело подняться. Голова, глаза налиты кровью, вены пульсируют с невозможной частотой, а сердце, готовое вырваться из груди, заходится в иступленной, самоуничтожающей истерике.
Слепец в царстве теней…
Вокруг беснуется осиротевший ветер. Он разговаривает со мной на все голоса, он кричит и молит, вздыхает и плачет, он спрашивает об исчезнувшей подружке-листве, которая так весело шелестела в его объятиях. Ему может ответить только вездесущий пепел, но он молчит — всегда молчит. Лишь взлетает и кружит в ритуальном танце смерти — сумасшедший шаман, оплакивающий сгинувшие в ядерном пожарище деревья, опустевшие дома, выжженный изнутри город. Я танцую вместе с ним, но мне не нужны движения — гибельный ритм внутри моего сердца.
«Они ушли» — это ветер.
«Сгорели» — неслышимый шепот немого пепла.
«Дотла» — стонет тишина.
«Всееее» — безумным хохотом заливается тишь.
Кладбище — на многие километры. Многоэтажные склепы, братские могилы…
Скрип детских качелей — одинокий, неуместный среди безмолвного погоста. Маленькая девочка — не вижу — знаю. Она улыбается, она смеется над моими закрытыми глазами:
«Живые слепы… стоит умереть, чтобы прозреть».
Морок, безумные игры безумного разума.
Бреду сквозь вездесущий пепел. Не понимаю куда, не ведаю зачем… Двигаться, чтобы ощущать себя… каким? живым? Но в царстве мертвых я — чужак, изгой, до времени отвергнутый бледной старухой. Я — упрек ушедшим… покинутый город смотрит на меня тысячами пустых оконных проемов, в каждом задавленный, лишенный голоса крик… и обвинение. Я «вижу» тени — за разбитыми стеклами — сотни, тысячи силуэтов. Тьма — в упор, не таясь — рассматривает меня… Чудовище с миллионом глаз — от него не спрятаться. Страшные, опаленные адским пламенем зрачки, найдут тебя повсюду, твоя душа под прицелом.
Сбросить наваждение, терпеть, держаться — до вечера, до наступления сумерек.
— Здесь всегда светит Солнце…
Вздрагиваю, голос кажется настоящим, живым.
— Кто здесь? — гортань не слушается, я шепчу на грани слышимости.
Голос в ответ смеется:
— Твой поводырь.
— Не понимаю, — странный собеседник страшит меня. Слепой, потерянный — я беззащитен перед ним.
— Понимание — непозволительная роскошь в мире, который сошел с ума.
Некоторое время мы идем молча, я не слышу Его шагов, не слышу дыхания, но Он здесь, совсем рядом…
