Джейкоб не прикасался к ней — пока еще нет. Он отлично знал: стоит ему дотронуться до нее, и отступление будет невозможно. Разум приказывал отойти подальше и заняться своими делами. Санни — препятствие, опасный поворот, который заведет его в тупик.
Но, посмотрев ей в глаза, увидев в них отражение собственных эмоций, он понял, что мосты у него за спиной уже зажжены и дымятся.
Он обхватил ее лицо ладонями. Как ему хотелось навсегда запечатлеть в сознании ее образ! Запомнить ее такой, какая она сейчас, в этот миг, запомнить ее, несмотря на разделяющие их века!
Ее дыхание сбилось. Пытаясь совладать с собой, она несколько раз вздохнула. Страсть накрывала ее волна за волной. А он все смотрел на нее, смотрел ей в глаза. В них читались и страх, и вызов. Устоять перед ней так же невозможно, как по собственной воле остановить биение своего сердца!
Он медленно, нарочито медленно погладил ее подбородок, щеки, скулы, виски… Погладил волосы, еще влажные после мытья. Принялся перебирать короткие светлые пряди…
Санни, окруженная легкой дымкой — из ванной вырвалось облачко пара, — по-прежнему смотрела на него не отрываясь. Она позволяла себе отвернуться. Но невольно тихо ахнула, когда он запрокинул ее голову назад. Он склонился к ее полураскрытым губам, таким манящим и таким смиренным. Вот сейчас…
Она совсем рядом… И все же он медлил. Но вовсе не от нерешительности. Его глаза тоже бросали ей вызов.
Не желая уступать, Санни подалась вперед, и их уже ничто не разделяло.
— Да, — прошептала она, подняв голову.
Всего одно короткое слово — но как быстро оно воспламеняет! Ни одна уловка опытной искусительницы не способна так зажечь его, как зажгло одно короткое слово, которое она произнесла тихо, почти неслышно. Он охватил обеими руками ее затылок и притянул ее к себе. Их губы встретились.
Как давно он этого ждал! Он целовал ее, и она отвечала, раскрывалась ему навстречу. Ее губы стали оазисом в пустыне; прильнув к ним, он почувствовал вкус прохладной и чистой воды. Она одновременно возбуждала и успокаивала, обещала и требовала. Ее поцелуи казались ему сладкими как мед — хотя он знал, что она умеет и больно жалить. Что ж, тем слаще предложенное ею угощение.
Никогда раньше поцелуи не заставляли его так страдать и одновременно не исцеляли.
Теперь их разделяли только ее руки, которые она положила ему на грудь. Потом она вскинула их вверх — она тоже хотела получать удовольствие. Что-то прошептала, но невнятный шепот тут же сменился стоном наслаждения, когда он снова прильнул к ней.
