— Я могу сделать это, — настороженно сказал он. «К тому же могу и заполнить эти проклятые бланки в два раза быстрее тебя и без этого невыносимого шума».
Повернувшись, она посмотрела на колонну с его изображением.
— Симеон… мне кажется, мы должны вести себя как можно деликатнее. — Она замолчала, беспомощно разведя руками. — Мне придется… нам придется отвести его на медосмотр. Нам с помощью голографии сетчатки и генетического анализа придется доказывать, что он вообще существует. Ты хорошо знаешь нашу бюрократию: нет файла — нет и человека. Нам нужно предоставить комиссии его ответы на все вопросы. Поэтому ему придется поскорее появиться и переселиться из инженерных отсеков в реальный мир, — поспешила закончить она.
— Хорошо, я переговорю с ним.
— Симеон, — нерешительно спросила она, — а почему бы тебе не представить нас друг другу? Я хочу сказать, мы можем вместе обсудить проблему усыновления. Я могу оставаться где-нибудь поблизости, вне поля его зрения, пока он сам не захочет встретиться со мной.
«Она становится сговорчивой, — решил он. — Но меня это почему-то не обнадеживает». Симеон мысленно пригладил несуществующие волосы и ответил нейтральным тоном:
— Конечно, какие могут быть возражения?
Чанна слушала их разговор издали, сидя у открытого люка.
— Ты хочешь усыновить меня? — недоверчиво спросил детский голос. Но в нем слышалась и надежда.
— Да, — ответил Симеон, с удивлением обнаруживший, что теперь и его самого привлекает эта идея.
Голова Джоата неожиданно появилась в поле зрения Симеона словно из пустоты.
— Ты не сможешь этого сделать. Тебе не позволят усыновить ребенка. Ты не настоящий.
Симеон был попросту ошеломлен.
— Почему ты считаешь, что я не настоящий?
Теперь удивление отразилось на лице Джоата, и это было ужасно смешно.
— Конечно же, я не против твоего наполеоновского плана, но кто позволит компьютеру усыновить ребенка?
— А почему тебе пришло в голову, что я простой компьютер?
Чанна закусила кожу на руке. «Этот мальчишка не стесняется в выражениях, — подумала она. — Бедняга Симеон, такой удар по его самолюбию…» Сглотнув слюну, она с трудом подавила подступающий к горлу смех. Ее не должны были слышать. Подобная реакция была, мягко говоря, совсем неуместной.
— Ты сам сказал мне, — заявил Джоат, и в его голосе прозвучало раздражение. — Ты же говорил: «Я станция». Это значит, что ты машина. Мне доводилось слышать о системах направленной голосовой связи.
Обоим наблюдавшим за ребенком показалось, что его голос звучал ровно, но на лице явно было написано беспокойство: неужели этот компьютер окончательно потерял разум?
