- Брось, Даша, не ворчи!
Ольгунька с трудом поднимает вверх тяжёлую старую голову Чуркина, приказывая ему:
- Смотли! Ну, смотли-и!
Пёс нехотя мотает головою - насмотрелся он! И, широко открыв пасть, коротко воет.
- Когда муж такой разумник, что ему товарищи дороже семьи... - неуёмно строгает душу жена. Павел стоит среди двора, в открытую калитку видна бесконечная лесная даль. Когда-то он сидел с Дашей на лавочке у съезда и, глядя в эту даль, говорил:
- Эх, заживём мы с тобой...
"Это потому, что она теперь беременная", - утешает он себя, взяв дочь на руки.
Маков молча садится за стол, дочь влезла к нему на колени, расправляет пальчиками влажные кудрявые волосы бороды отца и бормочет:
- Оля затла поша и папа, и мама дале-око! На исвочике - ну-у!
- Перестань, Олька! Надоела ты мне за день! - сурово говорит ей мать.
Павлу хочется треснуть жену по лбу донцем своей большой ложки, треснуть так, чтобы звучно щёлкнуло на весь двор, чтобы и на улице слышен был этот сочный звук. Но он сдерживает своё желание, хмурясь и укоризненно напоминая себе:
"Сознательный человек..."
Пришёл тесть, сел за стол и, блаженно растянув тонкие свои губы по костлявому лицу, вытащил из кармана полубутылку.
- Начинается! - говорит Даша, фыркая, точно кошка. Маков опускает голову, чтобы скрыть улыбку: ему знаком ответ Валька:
- Не начамши - не кончишь!
Так и есть. Одинокий глаз старика смешно вертится, следя, как булькает водка. Выпив, он смачно щёлкает языком, Чуркин назойливо смотрит в лицо ему, - и сапожник говорит собаке:
- Тебе - не дам. Будешь водку пить - ругать тебя будут.
И эти слова тоже знакомы Павлу. Тут - всё насквозь знакомо.
Жена ворчит:
- Мечешься, мечешься день-деньской, - шить, стряпать, стирать, - а она, дрянь, кричит через забор - огурцы воруют...
Она - большая, пышная, лицо у неё круглое и такой славный, белый, гладкий лоб. Уши маленькие, острые и приятно шевелятся.
Но сейчас она не очень красива: нечёсаная голова кажется огромной, спутанные, не однажды склеенные потом и пылью волосы закрывают лоб и уши, нос, раздуваясь, сердито сопит, а большие красные губы - словно опухли со зла. Когда прядь волос лезет ей в рот - Даша откидывает её прочь черенком ложки. Замазанная кофта разорвана подмышкой, плохо застёгнута на груди. Розовые круглые руки, по локоть голые, расписаны тёмными полосами грязи. И на крутом подбородке висит рыжая капля кваса.
"Причесаться, умыться недолго", - мельком соображает Павел.
