Пять лет. Ей был тридцать один год. Вдова, живущая со своим отцом и собакой. Боже, за эти пять лет она всего лишь несколько раз встречалась с мужчиной. База стояла на отшибе, и соседей поблизости не было. Во время летнего сезона Хоуп работала целыми днями. Кроме того, она взяла себе за правило не заводить романов с отдыхающими, хотя среди посетителей базы встречались довольно-таки привлекательные мужчины. Потрясенная, Хоуп обвела взглядом до боли знакомые окрестности, не узнавая их. Конечно, и до этого бывали моменты, когда осознание смерти Дилана неожиданно потрясало ее. Но в этот раз все было по-другому. У нее было такое ощущение, как будто ее окатили ледяной водой.
Пять лет. Тридцать один год. Эти две цифры бесконечно повторялись в ее сознании, крутились и сменяли одна другую. Что она делала здесь? Вела уединенную жизнь в горах, полностью поглощенная тем, что была вдовой Дилана Бредшоу. Она оставила надежды на личную жизнь, посвятив себя всю без остатка работе на маленькой отдаленной лыжной базе, о которой так мечтал Дилан.
Мечтал Дилан, но не она!
Хоуп никогда не испытывала особых восторгов по поводу планов Дилана. Нет, она была вполне счастлива, когда они приехали в Айдахо, в этот дикий рай, и помогала мужу осуществить его мечты. Но ее мечты были куда скромнее: уютный дом, дети, та самая восхитительная своей простотой жизнь, которой жили и ее родители.
Но Дилана больше не было, его мечта так до конца и не сбылась. И Хоуп подумала о том, что теперь и ее мечтам, похоже, не суждено сбыться. Она вдова, детей нет, недавно ей исполнился тридцать один год.
— О Тинк, — прошептала Хоуп. Впервые она поняла, что, возможно, никогда больше не выйдет замуж и у нее не будет своей семьи. Время ушло как песок сквозь пальцы, что ее ждет впереди?
Как всегда, Тинкербел почувствовал настроение хозяйки и, облизывая ей руки, щеки, шею, едва не сбил с ног в порыве искреннего сочувствия. Хоуп обхватила его руками и с трудом удержалась на ногах. Она даже рассмеялась, стирая с лица следы собачьей ласки.
— Ну, ладно, ладно, все. Не буду больше себя жалеть. Если я жила не правильно, значит, надо что-то менять. Верно?
Тинк энергично замахал хвостом, вывалил язык, улыбаясь своей собачьей улыбкой, всем своим видом показывая, что полностью одобряет сделанные ею выводы.
— Конечно, — говорила ему Хоуп, направляясь к последнему коттеджу, — я должна думать и о других. Мне нельзя забывать о папе. В конце концов, из-за меня он продал дом и приехал сюда. Было бы нечестно вновь заставлять его куда-то переезжать. Представь, как бы я ему сказала: "Спасибо за все, папа, но мы уезжаем". А с тобой, псина, что делать? Ты привык бегать по здешним просторам, и, давай посмотрим правде в глаза, ты весьма дурно воспитан.
