Сына Сергея лишили права работать по его специальности, он устроился рабочим на завод. Евдокия Михайловна мне дала письмо Зинаиды прочесть, где она пишет с Колымы:
"Мама, ты за меня не волнуйся, Мамусик (так они звали матушку) меня везде сохраняет и везде со мною. Матушка во сне явилась Зинаиде, она поняла, что умерла Матушка, написала письмо матери, точно день ее смерти. Евдокия Михайловна говорила, что после ареста дочери и ее таскали на допросы на Лубянку, угрожали. Она поехала на Сходню к Матушке с горем, а та ей сказала: "Ты только не плачь, ты проси Царицу Небесную и молись Богу, а "им" ничего не отвечай, с "ними" не пререкайся. Молись Господу, Царицу Небесную проси и больше тебе ничего не надо. Главное, чтобы ты не плакала, не волновалась. Зинаида не пропадет, вернется."
Всех знакомых таскали, запретили ходить к ним - "Враги народа". Матушку выписали из Москвы и последнее ее место жительства было в Сходне, где она и умерла.
Жизнь Матушки была скитальческой, без пристанища. В Москве она жила во многих местах, переезжала с места на место, кто возьмет. До войны долго жила у Жаворонковых на Ульяновской улице (до ареста о.Василия -мужа Пелагеи).
Жила на Пятницкой, у Никитских ворот, в Петровско-Разумовском в сторожке, в Сокольниках, в Загорске, в Царицыне и др. местах. Жить - живи, а кроме Евдокии Михайловны ее никто не прописывал, все боялись в то время.
Евдокия нам дала адрес Матушки и мы на другой день поехали в Сходню. Дело было зимой, наверное в марте месяце, снег был сильный. Доехали на электричке, а дальше нам идти пешком с километр, туда, где дом ее находился. Дошли мы до ее дома, к нам выходит хозяин навстречу: "Вы к кому?" "Да мы,- говорим,- к Матрене идем". "А она, знаете, не принимает". "Как же не принимает, мы столько времени шли..." - "А вы чьи?" - "Да мы,- говорим, тоже оттуда, где она родилась". - "Ну-ну идите, своих она вроде принимает".
Это были ее последние дни жизни, она в мае умерла.
Вошли мы, выходит послушница ее, говорит: "Она вас принять не может". У них был земляной пол в прихожей, а там-то был деревянный пол, ну мы с мамой упали на пол на колени и плакали, молились, очень плакали, что она нас не принимает - мы грешные.
Минут может быть 20 стояли на коленях. Потом открывается из другой комнаты дверь и Матрена говорит: "Ну пусть войдут, пусть, пусть войдут".
Мне было 22 года, а маме - 60. Мы вошли, я вошла с трепетом.
