Матронушка моей матери - тетя родная. На Сходне, где она последнее время жила, мы там потом были, все сломали, и Сережа умер, у которого она жила.
Я не знала, как ее называть и боялась. Но она мне сказала: "Что ж ты меня никак не называешь? Я тебе довожусь кто? Бабушка. Хоть я и не выходила замуж, я все равно тебе Бабушка.
Я приехала в Москву в тридцать седьмом году, жила на Котляковской улице, дом 28. И у дяди Вани жила, маминого брата, на Комсомольской площади и в Ногинске, у военных. Мне было тринадцать лет, пять классов кончила и уехала: голод был. Я приехала в сентябре, а места в шестом классе были заняты.
Когда война началась, я собралась в Себено. Взяла билет и перед отъездом зашла к Матроне. "Я еду домой." "Нет ты домой не езди." "А я уже билет взяла. " "А кто тебе разрешил?" "Я боюсь, тут бомбежки." "Там еще хуже будет." Я упрямая была, не слушалась. А Матрона говорит: "Ну, потужишь и обратно приедешь".
Так и вышло, как Матрона сказала. Вернулась я в Москву в сорок седьмом году. А через пять лет взяла на работе отпуск и поехала в Себено и там собралась замуж за Васю, а хотела за другого. Приехала в Москву к Матроне (она тогда жила на Сходне, ул. Курганная, дом 23, у дяди Сережи Курочкина), сказать ей, что уезжаю в Себено. Там уже свадьбу готовят, стол накрывают. А она говорит: "Ты Богу молилась? Подождите, не езжайте". Я возразила: "Он за мной приехал, а я не поеду? Уже билеты взяли". "Ты сейчас поедешь и опять тебе приезжать. Сдай билеты". Я не послушалась. Приехали мы домой, а нас догоняет телеграмма: она умерла. И поехали мы обратно.
Матроне было восемь лет, когда забрали нашего дедушку, Илью Горшкова (Матрониной сестры - муж). Жена его растерялась: "Ох, что ж я теперь буду делать?" У них было семь или восемь детей. Матрона ей говорит: "Подожди, придет твой Илья." "Пошла бы ты от меня слепая!" -отмахнулась сестра. А Матрона ей: "Не слушаешь, ну, как хочешь." Вот пошли они в ригу молотить. Матрона их предупредила: "Молотите быстрее, а то не успеете." Они только засмеялись: "Что это ты все предсказываешь слепая?" "Ну, как хотите. А то можете не успеть." Начали они убираться, вдруг кто-то бежит: "Илья пришел!" Они побежали, все на току оставили. А ведь никто не верил.
Потом, ей было уже годов побольше - двенадцать или четырнадцать лет, начала она как-то беспокоиться: "Господи, хоть бы меня отвезли бы, ох, скорей бы! А ты, мать, только икону одну возьми и больше ничего."
