Инес заупрямилась, сначала она допьет стакан; только после этого она была готова идти; в ее случае это означало зигзагом пересечь зал точно посередине, и снова через танцплощадку, буркнула я, не могла пройти не так вызывающе? Я увидела, как поклонник Инес издевательски усмехнулся, это расстроило и разозлило меня, они знакомы, или просто он знает ее трудности. Кэрол, снова оказавшаяся на коне, сказала: ладно, пошли, уже все равно. Чтобы она не заблевала мне всю машину, сядь с ней, пожалуйста, и скажи мне, если что; я прошипела что-то в знак согласия, действительно, у Кэрол был такой голос, словно все происходящее доставляло ей неподдельное удовольствие, а может, я несправедлива к ней, она просто воодушевилась оттого, что снова была рядом с Инес. Холодный воздух ударил меня по лицу, как будто пощечину дал, я ощутила холод носом и губами, холод пополз по телу. У Кэрол была спортивная машина цвета бычьей крови с красно-коричневыми кожаными сиденьями — новенькая, как с иголочки. От Инес, которую я, как на буксире, втащила за собой на узкое заднее сиденье и которая тут же уронила голову мне на плечо, несло кислым запахом алкоголя, смешанным с удушливым запахом кожи, и я почувствовала себя в автомобиле, где Кэрол, в довершение всех бед, включила еще и отопление, как в чреве большого зверя, чудовища, переварившего Инес и принявшегося переваривать меня. Кэрол взглянула в зеркало заднего вида на мое искаженное от отвращения лицо и заметила: ты, кажется, не привыкла отвозить ее домой, да? Я, с трудом разлепив губы, ответила: нет, не привыкла, мы не виделись несколько лет, я не знала, что она изменилась, ну, в таком направлении. Вот уж никогда не думала, сказала Кэрол, когда мы остановились у светофора на ярко освещенном перекрестке, что свяжусь с алкоголичкой, нет, этого просто не должно было быть, она же была как мотылек, который все время тыкается в одно и то же стекло, она ничему не учится, но за это я ее и люблю. Светофор окрасил внутренность автомобиля в янтарные тона, других машин на перекрестке не было, голова Инес медленно сползла мне на колени, кожа ее светилась розовым, волосы красноватым, да и вся она выглядела какой-то неземной, этот вид, без сомнения, пришелся по нраву Кэрол, и, правда, наш шофер то и дело — через зеркало заднего вида — бросал отчаянные взгляды на ангельское личико моей сестрицы, но перестал это делать, увидев, как я по-обезьяньи копирую выражение любимого ею лица. Я вдруг говорю: ты неверно понимаешь слово «любовь», любовь — это что-то такое, что существует взаимно, у обеих сторон, то, о чем говоришь ты, в лучшем случае — плод воображения, в худшем — одержимость. Я смотрю на ее мощную спину, обтянутую подбитой мехом джинсовой курткой, вижу, как она пожимает плечами, потом делает неуловимое движение в сторону и, как заправский автогонщик, резко сворачивает влево.
