Потому-то наука на Западе очень дорого обходится. Те американские советологи, которые изучали нашу науку, никак не могли поверить, что советские ученые обходились такими скромными средствами. Искали советологи какие-то тайные источники денег у нашей науки, какие-то закрытые города. А дело просто. Доверие и взаимопомощь, душевная близость в лаборатории всем дает огромную прибавку и в уме, и в творчестве. Коллектив скромных и вроде бы невзрачных наших ученых оказывался мощной силой. То-то наших так переманивали. А теперь сломали у нас этот стержень, и никому наши замухрышки оказались не нужны. Собрали из них сливки, да и то удивляются: где же хваленая русская мысль? Она там у них приувяла. Она привыкла расцветать в любви, а не в конкуренции.
Мы, в массе своей, не понимали, в чем суть нашей советской жизни. Старики, может, понимали лучше нас, но они вымерли, а нам как следует объяснить не сумели. И мы очень много внимания уделяли дефектам и несуразностям (а их достаточно при любом типе жизни), а не замечали главного. Главное нам казалось как бы явлением природы, которое не может исчезнуть по воле Ельцина. Нам не только бесплатный врач и учитель казались чем-то естественным, вроде воздуха и солнца. Мы звонили по телефону за две копейки и за пятачок ехали на метро через весь город. И считалось, что так и должно быть. Мы даже не замечали, что это — часть жизнеустройства, созданного людьми. Что само по себе так не бывает, а если это жизнеустройство сломать, то этого и не будет.
Уже и зарплата наша, небольшая, но вполне сносная, казалась таким же неотъемлемым правом. Как это не дать мне зарплату! Я же должен питаться и кормить детей! Как это «мои проблемы»? Это наше удивление, от которого мы никак не можем опомниться, по инерции идет от нашей жизни в стране как семье. Эта привычка нам сослужила плохую службу, да и сейчас еще не дает взглянуть правде в глаза. Оторопели и никак не соберемся с мыслями.
Ведь все еще можно поправить, надо только понять, чего мы хотим и что невозможно. Чтобы нам в нашей холодной стране тепло и сытно устроиться не семьей, а рынком, надо уморить две трети сограждан. Выморозить Север и Сибирь, распродать землю и месторождения. И тогда те зубастые, что выживут, какое-то время смогут наслаждаться, пока не проедят выручку. А потом и сами друг друга перегрызут.
Давайте, пока мы еще совсем не обессилели, взглянем на вещи трезво и начнем выруливать на тот путь, что предназначен нам судьбой — жить в семье, а не в рынке. Надо только самим признать и молодым объяснить, что в «старую» семью не вернуться и тащить в нее никто не собирается. В каждом поколении семья уже в чем-то другая (да и советский строй в каждом поколении менялся). Бывает, малограмотный и тяжело трудившийся отец порол детей — а своих детей его сыновья воспитывают уже словом и примером. Но если эти сыновья имеют ум и сердце, то поймут, что в главном тип жизни сохранился. Семья есть семья.
