«Я ничего не могу объяснить», — прошептал я издателю Огюсту Курселлю, вручая ему рукопись. Он всегда был моим другом и пообещал сохранить эти бумаги. Я знаю, что он сдержит слово. Наш договор обязывает и его наследников ничего не читать до 1 января 2004 года. Я заранее прошу у них прощения за гнусную пытку, коей подвергаю их любопытство, но сия благая жертва, полагаю, оправдает доверие, которое я им заранее оказываю; и если, как я надеюсь, этот текст дойдет до того, на кого укажет время, мы преуспеем в первой части нашего предприятия: не обнаружить нашу невероятную тайну до нужного времени и часа.
* * *
Я все время пишу «мы», «наш»… Пора объяснить происхождение этого множественного числа. col1_2, которые фигурируют на этих страницах, соответствуют первым буквам имен трех людей, связанных с этим делом. С. — это Морган де Спаг, Ф. — Орфей Форжюри, Л. — это я, Фарос — Ж. Ле Жансем, последний человек в этой истории, чья главная миссия — рассказать обо всем. Три буквы С. Ф. Л. не образовывают одного имени, это имена троих. Спаг, Форжюри и Ле Жансем, трое ученых XIX столетия; и три друга — это последнее слово, уверяю вас, не было для нас ни лишним, ни пустым.
Прежде чем приступить к многолетней работе над «Описанием Египта»,[5] мы трое ездили в экспедицию на Восток, который мало-помалу навел нас на мысль, что там мы, возможно, отыщем наш Грааль. Мы жаждали разгадать тайны фараонов, и эта страсть создала между нами наипрочнейший из сплавов. Очень быстро Морган де Спаг, Орфей Форжюри и Фарос-Ж. Ле Жансем образовали одно целое, единое до последнего их вздоха.
Морган умер первым. Потом скончался Орфей. Я — последний из троих; ныне пришел мой черед.
Когда мы — скоро, очень скоро — вновь встретимся в мире ином, я уверен, первым чудом станет возрождение нашей дружбы, рожденной на берегах Нила в обществе Бонапарта, шедшего по следам Александра Великого, этого прославленного историей завоевателя.
Наш поход на Восток, какое воспоминание!.. Но этот Восток скрывал в себе нечто иное, более значительное, о чем мы не могли знать заранее: безумная мечта, волшебная мечта Бонапарта о фараонах…
Когда наконец мы поняли его честолюбивое намерение, нам открылась вся безграничность идеи расшифровки иероглифов. Таким образом, данная рукопись предлагает вдумчивому читателю то, что открылось нам, едва начались наши поиски.
Но продолжать — значит обеднить повествования Моргана де Спага и Орфея Форжюри. И потому я уступаю им место.
