не мог уже больше сдерживать, не щадила никого. Лошадь главнокомандующего заржала и встала на дыбы. Страдание было тому причиной. Ее язык был натерт мундштуком, испачканным слюной и кровью. Обильный пот тек по ее шее.
— Если я сойду на землю, не уверен, что сумею вновь подняться. Мы в пути вот уже двенадцать часов.
Он вновь демонстрировал ту энергию, которая, казалось, оставила его в Александрии.
— Я ем, я думаю и дремлю в седле. Сегодня мне снилось, что я сижу на спине у слона. Мы двигались на Восток.
У меня был тюрбан на голове, и я держал в руке новый Коран. Я нанес поражение англичанам и шел на Европу через Константинополь. Что скажете о такой программе, господин Спаг?
— Я вижу в этом новое применение явления, жертвой которого мы…
— Какого явления?
— Это мираж, дорогой генерал. Я надеюсь в самое ближайшее время иметь удовольствие описать вам его причины и многочисленные аспекты.
Он расхохотался:
— Зря вы смеетесь! Я люблю эту страну. Я уже люблю ее больше всего на свете. Время, которое я здесь провожу, — самое красивое в моей жизни.
— Ну, а меня она явно собирается убить.
Бонапарт тотчас посерьезнел:
— Дизентерия?
— Прежде всего, возраст. Отсюда и все проблемы Египта.
— А другие ученые — как они?
— Местная природа им не благоприятствует.
— Назовите имя того, кто чувствует себя хуже всех.
— Математик Форжюри, физик Малюс де Митри,[64] инженер Жирар[65] и, чтобы сэкономить слюну, которой и без того не хватает, почти все остальные ученые, то есть сто шестьдесят человек…
— Завтра мы достигнем берегов Нила. Там вы возьмете корабль. Берите с собой Бертолле. Я приведу армию до Эмбабы,[66] где, без сомнения, придется дать бой мамелюкам Мурада[67] и Ибрагима,[68] беев Египта. Если судьба будет ко мне благосклонна, мы войдем в Каир. И если все произойдет именно так, как я себе представляю, мы встретимся в этом городе. — Его взгляд сверкал, как в лучшие дни Итальянской кампании. — И тогда Египет будет принадлежать нам.
Он схватил вожжи и взбодрил лошадь, пришпорив ее обеими ногами.
— Позаботьтесь о себе, Морган де Спаг. Теперь мы в Египте! И все только начинается.
Корабль, который предложил нам Бонапарт, вполне мог бы стать нашей могилой. И все потому, что нас атаковали мамелюки.
Воинов пятнадцать или двадцать сгруппировались на восточном берегу Нила, ожидая, пока тяжелая фелука подойдет в пределы досягаемости. Нас было всего шестеро. Моряк крепко зафиксировал штурвал и лег вместе со всеми на палубу. Борта мы предусмотрительно укрепили и приподняли за счет мешков с песком. По крайней мере теперь эта проклятая пыль могла нам послужить. «Только бы не попасть на отмель», — вздохнул моряк. Медленное движение делало из нас легкую добычу. Мы неумолимо приближались к ним.
