— разве это не название острова неподалеку от Александрии, где Птолемей приказал построить огромную и чудесную башню, на вершине которой разводили огонь, что, отражаясь в огромных зеркалах, издалека был виден с моря? Фарос — разве это имя не связано с одним из семи чудес света?..
Человек гуманитарного склада, получивший классическое образование, мой отец обладал огромными знаниями и умениями, но его честолюбие на все это не распространялось. Однако он обожал провоцировать! Его сын, который, как предсказывали врачи, должен был прожить так мало, походил, считал он, на взрывы звезд, что летними ночами сверкали в незапятнанных небесах. Они были такие блестящие!
Совсем как свет Фаросского маяка…
Конечно, подобное имя стоило мне впоследствии многих насмешек, но также и многих радостей, ибо мне необходимо было объяснять его тайну. Таким образом, история Фароса давала мне возможность удовлетворять мою растущую страсть к Египту.
Моя мать, напротив, возмущалась с самого начала. Болезненный ребенок, пусть так, но дать ему имя какого-то язычника! После суровой битвы она добилась, чтобы за именем Фарос следовало имя Жан, более христианское и более… правоверное, чему отец мой и уступил в день моего крещения.
Впрочем, весьма скоро Жан стал Фаросом-Ж. — очень благородное обозначение для будущего издателя, связанного с восточными языками. И на сей раз мать не осмелилась вмешиваться: зачем отказывать в безобидном удовольствии сыну, который все равно проживет недолго, которому имя Фарос, похоже, нравится до такой степени, что положительно влияет на его здоровье!
Увы, Анна Ле Жансем узнала полную историю Фароса: в день катастрофы знаменитая башня рухнула. С тех пор, если вдруг я чихал, дрожал или жаловался на зубную боль, она поворачивалась к моему отцу и говорила: «Фарос! Ты видишь, что ты сделал моему сыну!» Отец пожимал плечами и погружался в чтение одной из книг, которую он надеялся никогда не продавать. Он бормотал что-то себе в бороду, но природа не обидела меня слухом, и я понимал, что он проклинает суеверия своей супруги, называя их отголосками темных времен, разоблаченных философами-просветителями. Моя добрая мать жила по законам угольщиков, а он, правоверный, но просвещенный человек, присутствовал при взятии Бастилии 14 июля 1789 года.
Мои дорогие родители ошиблись, оценивая состояние и перспективы моего здоровья, и оттого я был отдален от профессий военных и церковных. Таким образом, я мог пользоваться всеми свободами, какие даруют книги. Я многое изучил и сформировал свое собственное суждение по многим вопросам, но при этом рос мало и очень медленно. Взамен я выигрывал в силе духа и убеждения. Это дало мне преимущества, которые компенсировали то, в чем судьба отказала мне в плане веса и силы мышц.
