Все присутствующие раскудахтались. Про себя я проклинал Гортензию, но таких неприятностей мало, чтобы выбить меня из седла.
— Мираж — это оптический феномен, который вызывает иллюзии, — сказал я.
— Это настоящая магия, — вмешался другой гость, игнорируя мои объяснения. — Таким образом, копт был прав.
— Он рассуждает не лучше, чем вы, наивный гражданин! — вспылил я. — Тут все дело в температуре атмосферы; это слово происходит от греческого «atmos», что означает «пар». Таким образом, когда теплый воздух встречается с холодным воздухом, эта новая совокупность подвергается давлению и деформируется. Лучи света, прохода сквозь воздух, делают то же самое, да так, что в складках воздуха образуются картины, видимые человеческому глазу, которые каждый интерпретирует по-своему. Если вы хотите пить, вы увидите воду.
Но это всего лишь воздух. А если вы думаете об идиоте, вы увидите идиота…
— Замолчите, Спаг! — закричала моя супруга.
— А вы продолжайте, — прошептала какая-то женщина, обращаясь к рассказчику.
Я взбесился. Я хотел продолжить, но Гортензия метнула в меня убийственный взгляд. Рассказчик же вытащил из маленького кожаного кошелька кусок камня, походивший на кошачью голову.
— Это один из их богов. Обломок священной статуэтки.
Копт дал мне его, прежде чем погрузиться в забытье. Покажите другим, гражданин Спаг.
Некоторые мужчины опасливо брали сей предмет через платок или столовую салфетку. Некоторые женщины, более отважные, хватали реликвию пальцами и при этом краснели.
Вещь обошла весь стол.
— Это же кирпич. Всего-навсего…
— Верните мне это, Спаг.
И салонный рассказчик добавил:
— Коптский монах больше ничего не смог рассказать.
— Нам повезло.
— Морган, вы неисправимы.
Египет стал настоящим сумасшествием. И ответственность за это лежала не только на Моцарте…
В вышеизложенном эпизоде его описали самым устрашающим образом и, надо сказать, довольно точно, однако нередко происходило совершенно обратное. Так что похвалы Египту и столь же преувеличенные дифирамбы преумножались.
«Письма о Египте», написанные Клодом-Этьенном Савари,[11] были типичным примером самой неправдоподобной лжи, какая ходила об этой стране. Этот романтик совершенно преждевременно полагал ее чем-то вроде земного Эдема.
Его экзотическое описание заставляло думать, что Египет — это огромный сад, полный цветущих лимонных и апельсиновых деревьев, по которому протекает Нил, где привлекательные девушки с кожей цвета меди только и делают, что купаются и обтирают свои тела илом.
