- Врёшь! - воет старик, так что его вёрст на пять кругом слышно. Человек он жидкий и треплется в окне, как лохмотья на огородном пугале в ненастный, ветреный день.
- Народ! Кого слушаете? Хватай его! Зови стражника, Марья! Мокей! Сашка - сюда!
Народ молчит, у избы Астахова все стоят угрюмо, как осенняя туча, две трети села в кабале у Кузьмы, и в любой день он любого человека может по миру пустить. Только старуха Лаптева, не разгибая спины и странно закинув голову вверх, что-то неслышно шепчет, и трётся в толпе Савелий, сверкая глазами, хрипит, кашляет, дёргает людей за локти, поджигая сухие, со зла, души.
Они, Астаховы, впятером жизнь тянут: Кузьма со старухой, Марья и сын с женой. Сын Мокей глух и от этого поглупел, человек невидимый и бессловесный. Марья, дочь, вдова, женщина дебелая, в соку, тайно добрая и очень слаба к молодым парням - все астаховские работники с нею живут, это уж в обычае. Надо всеми, как петух на коньке крыши, сам ядовитый старичок Кузьма Ильич - его боится и семья и деревня.
- Православные! - трубит солдат, указывая кулаком в окно. - Это вот для них, богатеев, гоняют нас вокруг земли, ради их льётся мужицкая кровь...
- Не подступиться к нему! - соображает Алёша, стоя рядом со мной. И беспомощно оглядывается.
- Для того, чтобы они ежедень жрали щи с убоиной...
Савелий медленно сбоку подвигается ближе к окну, а в руках у него палка.
- Ой, дьявол! - шепчет Алёша и, побледнев, бросается к больному.
А Кузьма, высунувшись до пояса, режет воздух диким визгом:
- Аа-а-а-а! Вот оно, вот слова! Ну, Мишка, кончена твоя жизнь! Каторга тебе, а-а-а! Народ! Которые слышали - держи его! Измена! Россия, кто понял, держи его! Против России сказано! Вот - этот человек против России...
Но тут народ хохочет - всем ясно, что старик пустил слово огромное и неуместное в его душе.
- Ну-ка, ещё двинь про Россею-то, Кузьма Ильич! - задорит кто-то старика.
- А ты бы, Гнедок, Россею-то не шевелил!
- Укрепляй, Кузьма, Россею!
- Астахов поддержит, он жилистый!
А старик всё кричит и кричит шальные слова, и они носятся в воздухе, как летучие мыши.
Из ворот выплывает тёмным облаком заспанный, тяжёлый стражник, лениво подходит к солдату, люди нехотя раздвигаются, и вот остался Гнедой один, только старуха Лаптева с шапкой в руках стоит у него за спиной.
- У меня крест есть! - кричит солдат, топая ногами.
- Брось орать! - хмуро говорит стражник.
Гнедой отмахивается:
- Отстань!
