Он не помахал передо мной шляпой с перьями, но у меня осталось впечатление, что это было бы вполне в его духе, равно как и отдание воинской чести по всей форме.
– Приветствую вас, — сказал он. — Я вижу, и вам не чужды котурны?
Я, вероятно, раскрыл рот от неожиданности. Давненько мне не приходилось слышать это выражение.
– Да нет… нет.
Настала его очередь удивляться.
– Нет? Но друг мой любезный, как же вы так сразу догадались, о чем вас спрашивают?
– Да, признаться, имел кое-какое отношение.
– Ага! Имели все-таки? Понятно. Мир кулис? Помощник режиссера, постановщик?
– Неудачник, — сказал я. — Не хотите ли чашку кофе?
– С восторгом.
Он не переставал играть. Как раз это мне и нравится в актерах — они редко выходят из роли.
Мой гость скользнул на диванчик за столом с такой грацией, какой мне не удалось достигнуть за все мое путешествие. Я подал две пластмассовые кружки и два таких же стакана, налил нам обоим кофе и поставил в пределах досягаемости бутылку виски. Мне показалось, что глаза у моего гостя затуманились, впрочем, не ручаюсь, может быть, это я сам пустил слезу.
– Неудачи, — сказал он. — Тот из нас не лицедей, кто не испытал их.
– Разрешите налить?
– Да, прошу. Нет, нет, воды не требуется.
Он освежил рот черным кофе и стал деликатно дегустировать виски, обегая глазами мое жилье.
– Хорошо у вас здесь, очень хорошо.
– Скажите мне, пожалуйста, почему вы решили, что я причастен к театру?
Он ответил на это сухим смешком.
– Проще простого, Ватсон. Я, знаете ли, играл в этой пьесе. Обе роли — Шерлока Холмса тоже. Так вот, сначала мне попался на глаза ваш пудель, а потом ваша борода. А когда я подошел поближе, то увидел, что на вас морская фуражка с британским гербом.
– И поэтому вы сразу заговорили с английским акцентом?
– Может быть, старина. Вполне может быть. У меня это как-то само собой получается. Иной раз даже не замечаешь.
Теперь, поданный крупным планом, он уже не казался мне молодым. В движениях — сама юность, а судя по коже лица и уголкам губ — пожилой, чтобы не сказать больше. И глаза — большая, темно-каряя радужка в оправе чуть тронутого желтизной белка — подтверждали мою догадку.
– Ваше здоровье, — сказал я.
Мы опорожнили наши пластмассовые стаканы, запили виски черным кофе, и я снова налил ему и себе.
– Если я не касаюсь чего-то слишком личного или тягостного для вас, скажите, что вы делали в театре? — спросил он.
– Написал несколько пьес.
– Они шли?
– Да. И провалились.
– Может быть, ваше имя мне знакомо?
