Из записок и воспоминаний судебного деятеля | страница 31



Высокий старик, с густыми насупленными бровями и жестким взором серых проницательных глаз, бодрый и крепкий, несмотря на свои 74 года, Овсянников был поражен нашествием чинов судебного ведомства. Он был очень невежлив, презрительно пожимал плечами, возражал против осмотра каждого из отдельных помещений, говоря: "Ну, тут чего еще искать?!" - и под предлогом, что в комнатах холодно, надел какое-то фантастическое пальто военного образца на генеральской красной подкладке. Но "der lange Friedrich" [длинный Фридрих (нем.)], как звали у нас Книрима, невозмутимо делал свое дело… Я подошел, между прочим, к оригинальным старинным часам в длинном деревянном футляре, вроде узкого шкапа. "Вот, изволите видеть, - сказал Овсянников, желая, вероятно, показать, что и он может быть любезен и владеть собою, - вот это большая редкость, это часы прошлого века.

Таких, чай, немного". Подошел и Книрим. "А где ключ?" - спросил он. "Эй, малый! - крикнул Овсянников. - Подать ключ!" Книрим подозвал понятых, отпер дверь футляра и стал исследовать его внутренность. Овсянников не вытерпел, грозно сдвинул брови и, энергически плюнув, отошел от часов.

Вечером в тот же день в камере следователя по особо важным делам был произведен допрос Овсянникова. Он отвечал неохотно, то мрачно, то насмешливо поглядывая на следователя и очень недоброжелательно относясь в своих показаниях к Кокореву. В конце допроса я отвел Книрима в сторону и сказал ему, что нахожу необходимым мерою пресечения избрать лишение свободы, так как иначе Овсянников, при своих средствах и связях, исказит весь свидетельский материал. "И я нахожу нужным то же", - отвечал Книрим. "Надо, однако, дать старику, ради здоровья, некоторые удобства, и если вы ничего не имеете против Коломенской части, где есть большие и светлые одиночные камеры, куда можно, с разрешения смотрителя, поставить свою мебель, то я распоряжусь об этом немедленно". - "Прекрасно, - сказал Книрим, - а я напишу краткое постановление". - "Господин Овсянников, - сказал я, усаживаясь сбоку стола, на котором писал Книрим, - не желаете ли вы послать кого-нибудь из служителей к себе домой, чтобы прибыло лицо, пользующееся вашим доверием, для передачи ему тех из ваших распоряжений, которые не могут быть отложены". - "Это еще зачем?" - спросил сурово Овсянников. "Вы будете взяты под стражу и домой не вернетесь". - "Что? - почти закричал он. - Под стражу!

Я? Овсянников? - и он вскочил с своего места. - Да вы шутить, что ли, изволите? Меня под стражу?! Степана Тарасовича Овсянникова? Первостатейного именитого купца под стражу? Нет, господа, руки коротки! Овсянникова!! Двенадцать миллионов капиталу! Под стражу! Нет, братцы, этого вам не видать!" - "Я вам повторяю свое предложение, а затем как хотите, только вы отсюда поедете не домой", - сказал я. "Да что же это такое! - опять воскликнул он, ударяя кулаком по столу. - Да что я, во сне это слышу?