Мордвин, парень грамотный, с которым я говорю иногда "по душам", однажды, на мой вопрос - что за человек Осип, сказал, усмехаясь:
- Не знай... пес его знает... так себе - ничего...
И, подумав, добавил:
- Михайло, который помер, резкий был мужик, умный,- так он раз лаялся с им, с Осипом-то, да и говорит: "Али, говорит, ты человек? Работник в тебе подох, а хозяин - не родился, так, говорит, ты и будешь всю жизнь болтаться на углу, как забытый отвес на нитке"... Вот это, поди-ка, верно про него...
И еще подумав, мордвин беспокойно договорил:
- А так он ничего, добрый человек...
У меня глупейшая позиция среди этих людей: пятнадцатилетний парень, я приставлен подрядчиком - записывать расход материала, следить, чтобы плотники не воровали гвоздей, не таскали в кабак досок. Гвозди они воруют, нимало не стесняясь моим присутствием, и все усердно показывают мне, что я на работе среди них - человек лишний, неприятный И если кому-нибудь представляется случай незаметно задеть меня доскою или иным способом причинить мне маленькую обиду - они это делают очень умело
Мне с ними неловко, стыдно; я хочу сказать им что-то, что помирило бы их со мною, но не нахожу нужных слов, и меня давит угрюмое чувство моей ненужности.
Каждый раз, когда я записываю в книжку количество взятого материала,Осип, не торопясь, подходит и спрашивает:
- Нарисовал? Ну-кось, покажь...
Смотрит на запись прищуря глаза и говорит неопределенно:
- Мелко пишешь...
Он умеет читать только по печатному, пишет тоже печатными буквами церковного устава - гражданская пропись непонятна ему.
- Это - корытцем-то - какое слово?
- Добро.
- Добро-о! Ишь петля какая... А что написано строкой этой?
- Досок вершковых, девятиаршинных, пять.
- Шесть.
- Пять.
- Как же пять? Вот, солдат перерезал одну...
- Это он напрасно, надобности не было...
- Как же не было? Он половинку в кабак снес...
Спокойно глядя в лицо мне голубыми, как васильки, глазами, с веселой усмешечкою в них, он навивает на палец колечки бороды и неотразимо бесстыдно говорит:
- Рисуй шесть, право! Ты гляди, кукушкино яичко,- мокро, холодно, работенка тяжелая - надобно людям побаловать душеньку, винцом-то ее обогреть? Ты - не строжись, бога строгостью не подкупишь...
Говорит он долго, ласково, кудревато, слова сыплются на меня, точно опилки, я как бы внутренно слепну и молча показываю ему переправленную цифру.
- Ну вот - это верно! И чифра - красивше, вон какой купчихой сидит, пузатенька, добренька...
