— Все вещи возвращаются в первоначальное состояние, — сказал я серьезно. — Не принимайте это так близко к сердцу.
— Вы когда-нибудь имели ферму? — Ее голос зазвучал как удары кожаного бича, когда она разгоняла собачью стаю,
— Здесь бы я не хотел ее приобретать. Мы — белые, а они — черные, это уже причина, чтобы не договариваться о покупке. Но есть множество причин посерьезнее…
— Так почему вы здесь служите? Из-за денег?
— Случайно. Я тоже откуда-то ушел, а кончил здесь. Я знаю, что означает уходить. Сегодня уж я это знаю.
Огромная летучая мышь бесшумно кружилась над ее головой. Она даже не шевельнулась. Неправда, что летучие мыши впутываются женщинам в волосы. Никогда они в них не запутаются.
— Ведь не могут же нас бросить на погибель. Мы заселили эту землю, сделали из нее то, чем она теперь является! — сказала она в отчаянии.
— Могут и сделают это. В конце концов, всех европейцев попросят отсюда, но вас это уже не будет касаться, вас уже здесь не будет. Вы приняли правильное решение.
Глаза ее блуждали по искрящемуся небосклону. В безучастных глубинах космоса или в собственной душе искала она ответ?
— Конечно, — сказала она после долгого молчания. — Доброй ночи, господин, рассчитаемся завтра.
Я смотрел, как медленно она удаляется и закрывает стеклянные двери зала. Я тоже встал и поплелся к джипу. Не думать! Ни о чем не размышлять. Пусть несет по течению.
Когда мы явились на этот свет, разве нам обещали, что здесь не будет ни боли, ни отчаяния, что будет он таким, каким мы пожелаем? Только на мгновение нам было позволено, выглянуть, увидеть это чудо. Но двери всегда открыты, кто знает — может быть, завтра нас не станет…
— Ну что? — спросил Тенсер, сидевший у пулемета.
Я махнул рукой и улегся на свободное сиденье около руля. Ночь окутала нас тишиной. Издалека доносились голоса незнакомых зверей. Все-таки это правда — я в Африке.
— Черт бы его побрал! — поручик Беневенто, яростно ругаясь, вылетел из джипа и бешено пнул его ногой. Караульные с интересом посматривали на него. Увидев меня, поручик сорвал с себя широкую зеленую шляпу, ударил ей о землю и заорал: — Сержант!
Я был не прочь посмотреть его итальянский театр. Было свежее воскресное утро, и солнце только начинало растапливать небесную печь. Парни из интендантского взвода обещали, что по пути за мясом подбросят меня до Мтоко. Когда я увидел, как поручик разыгрывает представление, мне стало ясно, что с Мтоко — конец.
