— Полиция! — ахнул около меня Гут. — Будут требовать документы. Здесь каждый должен иметь документы, а кого схватят без документов, того направят на принудительные работы.
Мы метнулись, как рыбы. Прочь с мола! Исчезнуть среди складов я улочек. Но бдительные глаза за рулем заметили движение, сирена завизжала, фиолетовая мигалка закрутилась. Машина рванулась.
Мы неслись и петляли. На машине тут было пробраться не так просто. Они знали о нас, почуяли добычу. Мы бежали назад к центру порта, переполненному людьми. На мгновение мы затаились за воротами какого-то здания. Никого: можно бы вздохнуть с облегчением, но не тут-то было. "NON EUROPEANS!"[3] Гут вытер ладонью вспотевшее лицо. Сирена кружила по окрестным улицам.
— Если нас здесь поймают, то могут объявить неграми. Туг масса метисов, поди докажи без документов — белый ты или черный. Так они и избавляются от подозрительной бедноты. Нет документов — никто с тобой не разговаривает, езжай на принудительные работы, здесь никакой порядочный белый не остановится, даже если дело идет о его жизни. Это страшная страна.
Буквы били нам в глаза: "Не для европейцев!"
— Прикинемся неграми, попытаемся исчезнуть среди черных, — предложил я.
— Это невозможно… С каких это пор здесь негры живут в городах? Черные размещены в негритянских поселениях, а поселение должно быть не ближе чем в шестнадцати километрах от города. Между городом и негритянским поселением лежит ничейная земля. Практически это означает, что попасть туда можешь только автобусом или поездом, но для этого ты должен иметь деньги. Кроме того — всюду постоянный контроль, как здесь.
К первой полицейской машине издалека присоединилась вторая и еще одна. Мы беспомощно посмотрели друг на друга. Нас сжимали с трех сторон.
— Мы должны быть среди людей, здесь нас схватят! — сказал Гут.
Я крепко схватил Гута за руку.
— Подожди!
Мне не хотелось уходить отсюда.
— Что будем делать? Можем ли мы вообще что-нибудь сделать?
Минуту он со злостью смотрел на меня.
— Можем, — сказал он, — бежать или прыгнуть в море, другой возможности нет!
Мы выскользнули на улицу. Одна сирена удалялась в сторону моря, другие две приближались от центра.
— Пойдем в туалет, там мы сможем хотя бы немножко умыться.
— Кто тебя пустит, если тебя можно принять за негра?
— Тогда в туалет для черных…
— Таких не бывает.
Мы торопясь пробирались между постройками и складами, не прислушиваясь к тому, удаляются или приближаются сирены. При всем постоянном петлянии и смене направления я вдруг понял, что с виду беспорядочная застройка пригорода делалась по хорошо продуманному плану, что она задумана с определенным смыслом. Все улочки сбегались к проспектам. Первый вел прямо на набережную вдоль мола и рейдов, другой — по центру застройки и, по всей вероятности, соединял самые отдаленные складские территории, а третий проспект — торговые, он служил границей с городом. Если на каждый проспект в центре порта поставят полицейскую машину и устроят облаву, то никто, с какой стороны он бы ни шел, от них не уйдет. Машина, едущая за нами, по существу, толкает нас в ловушку. Как в кибернетическом лабиринте. Мышь добирается к своей цели, если подчиняется приказам экспериментаторов. Мы должны сделать что-то совсем другое, выскользнуть, вернуться! Вернуться на исходные позиции. И все повторится, говорил разум. Те же приказы погонят нас к центру лабиринта. Бежать! Сирены уже выли у нас за спинами.
