Но смешки и шепот приблизились. Роланд закрыл глаза, думая о медальоне, который покоился у него на груди. Не знаю, в чем причина, в золоте или Боге, но медальон не подпускает их ко мне, сказал ему Джон Норман. Слова эти где-то подбадривали, но радостный смех приближающихся Смиренных сестер, перешептывания на их странном языке подрывали уверенность в чудодейственной силе медальона.
А когда сестры окружили Роланда, он почувствовал идущий от них резкий неприятный запах гниющего мяса. А какой еще мог идти от них запах?
— Какой красавчик, — задумчиво прошептала сестра Мэри.
— Но какой отвратительный у него медальон, — заметила сестра Тамра.
— Мы его снимем! — заявила сестра Луиза.
— А потом зацелуем его! — добавила сестра Кокуина.
— Зацелуем до смерти! — воскликнула сестра Микела с таким восторгом в голосе, что все рассмеялись.
Роланд обнаружил, что не все его тело парализовано. Голоса сестер пробудили ото сна одну часть, и теперь она стояла столбом. Рука нырнула под больничную рубашку, нащупала взбухший пенис, обхватила, поласкала. Роланд в ужасе замер, имитируя сон, и тут же теплая сперма выплеснулась из него. Рука еще на мгновение оставалась на прежнем месте, большой палец ходил верх-вниз по пенису. А потом рука переместилась на живот, нашла теплую лужицу.
Сестры хихикали.
Колокольчики звенели.
Роланд чуть приоткрыл один глаз, посмотрел на склонившихся над ним смеющихся старух, освещенных мерцающим пламенем свечей: слезящиеся глаза, желтые щеки, торчащие над нижней губой зубы. У сестер Микелы и Луизы появились бородки: на подбородке запеклась кровь бородатого мужчины.
Мэри, сложив одну руку ковшиком, поочередно протягивала ее сестрам. Те что-то слизывали с ее ладони.
Роланд закрыл глаз, дожидаясь, когда же они уйдут. И они-таки ушли.
Теперь мне не заснуть, подумал он, а пятью минутами спустя уже крепко спал.
Сестра Мэри. Записка. Появление Ральфа. Судьба Нормана. Вновь сестра Мэри
Проснулся Роланд уже при свете дня. Ветер раздувал ослепительно белый шелковый потолок. Доктора-жуки умиротворенно стрекотали. Рядом с ним, вывернув голову так, что небритая щека касалась плеча, спал Норман.
Роланд и Джон Норман остались единственными пациентами. Гамак, в котором лежал бородатый мужчина, исчез. Кровать под ним пустовала, застеленная белоснежной простыней, в изголовье лежала подушка в белоснежной наволочке.
Роланду вспомнились свечи, их свет, сливающийся в колонну, сестры, склонившиеся над бородачом. Их смех. И позвякивание колокольчиков.
