— Бабушка, а где ваш Гнедой?
— Вот тебе раз! — рассмеялась бабушка. — Как это где? На конюшне! Ведь ты его сам третьего дня с руки сахаром кормил.
— А где он был?
— Когда?
— Прежде! Совсем прежде!
— Да что ты, Мишенька? Когда прежде-то? У помещика Мосолова был, я его туда продала.
— А после?
— А после вернула. Увидела, что новый конь хуже, поехала к Мосолову и вернула.
— А почему он отдал?
— Как это «почему»? Потому что я ему деньги вернула!
— Бабушка! — сказал Миша и остановился на мгновенье, переводя дыхание. — Верните дядю Макара… как Гнедого вернули!
Бабушка, не шевелясь, во все глаза смотрела на внука.
— Господи-батюшка, — проговорила она наконец. — Ведь это как подвел-то! И большой не догадается: начал с Гнедого, а к Макару подвел!
— Я вам говорил! — торжествующе произнес мсье Леви. — Этот мальчик уже имеет свои собственные желания.
— Да как же это я его верну? — строго посмотрела бабушка на Мишеньку. — Ведь я его своей волей продала!
— Как Гнедого! — упрямо мотнул головой Миша.
— Да на что он тебе?
— Я хочу дядю Макара!
— Да что же это на самом деле? — всерьез рассердилась бабушка. — Ведь эдак с тобой скоро никакого сладу не будет!
— Я вам говорил, — повторил еще раз мсье Леви и, важно ступая, вышел из комнаты.
А Мишенька плакал все громче, и уговоры бабушки не производили на него никакого впечатления. Он рыдал и повторял, задыхаясь от слез:
— Где дядя Мака-ар? Верните дядю Мака-ра-а-а!..
И кричал он до тех пор, пока перепуганная бабушка не пообещала, что нынче же после обеда велит заложить коляску и поедет к соседу выкупать Макара.
Вечером в детскую прибежала Настя и сказала, что Мишеньку ждут на господской кухне. Христина Осиповна спустилась туда, держа его за руку; и едва они открыли дверь, седой как лунь Ивашкин дед, сам Ивашка и между ними двумя дядя Макар в новой рубахе повалились ему в ноги.
Смущенный и растерянный смотрел Миша то на одного, то на другого и, наконец, спросил, глядя на Ивашку:
— Придешь ко мне завтра? Приходи, драться будем!
— Вот уж это позвал так позвал в гости! Нашел, чем попотчевать! — смеялась потом бабушка.
Если вдруг вечером во время чая в тихом воздухе послышится вдали звон бубенцов, Мишенька вздрагивает и замирает в радостном ожидании. На лице бабушки выступают красные пятна. Христина Осиповна, остановившись на полуслове, вопросительно смотрит на нее.
Звон бубенцов приближается, становится все громче и замолкает наконец, дрогнув, у крыльца. Старый Фока открывает дверь и громко докладывает:
