Вот она гниль! Когда это было, чтобы свое личное меленькое подлое благополучие мы ставили выше жизней наших братьев? Никогда! Сам погибай, а товарища выручай – старый лозунг из далекого пионерского детства. Наивно, банально… Но только не для гвардии подполковника Виктора Куцего!
Как пантера я прыгнул на лестницу, приставленную к борту моего «Су-25». Колебаний больше нет! Я очистился от них, словно от ереси и скверни. В душе остался лишь страх. Нет, не за себя. За них – за пацанов с российской заставы. А вдруг не успею? Погранцы полягут все до одного. Мстить за погибших – дело бесспорно благородное, вот только этим самым погибшим твое благородство уже глубоко до задницы!
Оказавшись в кабине, я оттолкнул лестницу. Грохот ее падения стал гонгом. Первый раунд. Адреналин тут же звезданул в голову и придушил страх и неуверенность. На их месте начали вырисовываться две другие мрачные и угрюмые тени – гнев и неутолимое, неистребимое желание мстить. За незнакомого умирающего радиста. За десантника Рому. За смерть тысяч молодых парней, которых в кровавую кашу перемололи глупые несуразные войны и войнушки. За судьбы моих братьев по оружию, униженных, раздавленных, выброшенных на обочину жизни. За весь тот бардак и хаос, терзающий одну шестую часть суши, которую когда-то мы гордо именовали Родиной.
Высоту я набрал резко, заставляя своего «конька-горбунка» мчаться прямо на солнце. Девяносто километров – это пустяк для боевого самолета. До границы я доберусь меньше чем за десять минут.
Радио лишь попробовало пискнуть: «Семерка, срочно на связь…», и я его тут же вырубил. Так спокойней. И для меня, никто не каркает под руку, и для тех, кто остался на аэродроме. Нет связи, ну что ж тут поделаешь?
Совершив крутой разворот, лег на курс. Хотя бороздить грузинское небо нам доводилось нечасто, однако, даже этих редких полетов мне хватило, чтобы запомнить местность. На карту взглянул лишь один раз, да и то только для того, чтобы точно определить место положение российской заставы, а вся остальная ориентация – только на глаз. Может для кого-то горы все одинаковые, а для меня каждая из них имеет свое собственное лицо. Вон та, слева по курсу, похожа на сгорбившегося старика, за ней купол циркового шатра, а путь мой лежит к самому краю горизонта, туда, где вздымается крутая шея горячего арабского скакуна.
Все-таки люблю я горы! Родился и вырос среди ровных как стол таврийских степей, а в душе оказался истинным горцем. Меня-то и в Грузию взяли легко, даже не смотря на возраст. В штабе округа так и сказали: «Летите, Виктор Петрович, мало у кого есть ваш опыт боевых действий в горных районах». Да уж, эти горы… чарующие и завораживающие в мирное время, предательские и смертоносные когда на их склонах бушует война.
