Но вот передо мной эта картина с синеющею Сеною вдали, большими грудами песка и роющимися в них человечками с тачками, телегами и лошадьми. Тобина и Маршана я считаю пока наиболее далеко пошедшими синтетистами, но я не знаю: можно ли поставить какую–нибудь картину Тобина рядом с этой картиной самоучки, ищущего четыре года и пришедшего к этой манере лишь в последние месяцы?
Вот еще портрет молодого человека. В той же синтетической манере. Какая пластичность, почти монументальность в этой упрощенной фигуре на сложном ковровом фоне! Как все это экономно, с какой суровостью отвергнуты ненужные детали!
Но художник показывает мне еще новые свои искания. Это только намечено, я не берусь судить. Достигнута уже конструктивность, хочется теперь обогатиться колористической свободой. Глубокая синь неба, голубая сияющая земля. Художник хочет идти в царство грез, но грезы хочет строить с той же уверенностью, с какой выделяет существенное в действительности.
А вот картина, которую жюри Салона выбрало на выставку. Удивляйтесь после этого, что никто не знает Штеренберга! Как раз эта картина — довольно обыкновенное модернистски плакатное пи.
Я отмечаю не столько богатство исканий Штеренберга, сколько необычайно быстрые успехи, которые он делает на всяком пути, и более всего — его уверенный вкус. В то время как другие чертят по сумасшедшему полю футуризма или глубокомысленно застревают между глыбами кубизма, молодой Штеренберг идет сразу в двух направлениях, наиболее, на мой взгляд, обещающих. Как ни дивиться мне, случайно попавшему в ателье неизвестного молодого русского и встретившему там оригинально переработанные элементы искусства Герена, Маршана и Тобина?
Конечно, это все касается только формы. Покамест искания Штеренберга — формальны. Но есть все признаки, что это не только живописец, но и поэт. Куда пойдет этот поэт — увидим.
На том же самом живописном и убогом «La Ruche», в огромном коллективном гнезде художников, где живет Штеренберг, живет и молодой Марк Шагал.
Его уже знают в Париже. Его безумные полотна с их нарочито детской манерой, капризной и богатой фантазией, с присущей им гримасой ужаса и значительной долей юмора невольно останавливают на себе внимание в Салонах — внимание далеко не всегда, впрочем, лестное.
Сандрар [24] прославившийся в настоящее время изобретением «симультанизма», то есть сопровождения текста красочным аккомпанементом, посвятил Шагалу два курьезных стихотворения в немецком «ультрапередовом» журнале «Der Sturm».
