На этот раз Легкомысленный спасся. Но предчувствие не обмануло его. Не успели мы сделать еще двух переходов, как на него напали три голодные зайца и в наших глазах растерзали на клочки! Бедный друг! с какою грустью он предсказывал себе смерть в этих негостеприимных горах! И как он хотел жить!
Хотите верьте, хотите не верьте этой истории, милая Марья Потапьевна, но вы видите пред собою не только очевидца, но и участника ее.
Конец.
Я кончил, но, к удивлению, история моя не произвела никакого эффекта. Очевидно, я адресовался с нею не туда, куда следует. «Калегварды» переглядывались. Марья Потапьевна как-то вяло проговорила:
– Я думала, что вы смешное что-нибудь расскажете, а вы, напротив, печальное…
А Осип Иваныч сказал:
– Слышал я что-то; один купец у нас сказывал, что с ним под Корчевой на постоялом такое же дело приключилось…
Затем все вдруг зевнули.
– А что, господа «калегварды»! в столовой закуска-то зачем же нибудь да поставлена! Ходим! – провозгласил Осип Иваныч.
Действительно, это был самый лучший и, по-видимому, даже давно желанный исход из затруднения, в котором неожиданно очутилась веселая компания. Оружие загремело, стулья задвигались, и мы все, вслед за поднявшеюся Марьей Потапьевной, направились в столовую.
В столовой всем стало как-то поваднее. «Калегварды» выпили по две рюмки водки и затем, по мере закусывания, поглощали соответствующее количество хересу и других напитков. Разговор сделался шумным; предметом его служила Жюдик. Некоторые хвалили; один «калегвард» даже стал в позу и спел "la Chatouilleuse".[31] Другие, напротив того, порицали, находя, что Жюдик слишком добродетельна и что, например, Шнейдерша…
– Черт ли мне в ее добродетели! – восклицал один из порицателей, – если я на добродетель хочу любоваться, я, конечно, в Буфф не пойду!
– Ты не понимаешь, душа моя! – возражал один из хвалителей, – это только так кажется, что она добродетельна, а в сущности – c'est une coquine accomplie![32] Вслушайся, например, как она поет:
Assez!
Finissez!
Monsieur! vous me faites mal!
>3 —
[33]ведь она произносит это, как будто она совсем-совсем невинная, а вглядись-ка в нее поближе…
– Elle est tellement innocenle
Qu'elle ne comprend presque rien!
[34]запел штатский «калегвард».
– То-то вот и есть! – подхватил панегирист Жюдик, – "qu'elle ne comprend presque rien!" – это очень тонко, душа моя!
– Оченно хорошо она это представляет, – подтвердила и Марья Потапьевна.
– Хорошо-то хорошо, – подался порицатель, – а все-таки… Помните, Шнейдер в «Dites-lui»
