– Да-а… Красиво жить не запретишь. Моя меня уже сожрала, что в кухне не повернёшься и кастрюли со сковородками нормально запихнуть некуда. Ей-то на троих готовить надо… – В его тоне сквозила жалость к жене и некоторое недовольство собой. – Не жаль тому мужику втюхивать столько бабок на ремонт хаты в нашем колхозном сарае? – резко сменил он тему.
У Сашки не было никакого желания обсуждать со славным парнем Лёхой, чего «тому мужику» жаль, а чего нет.
– Спасибо вам огромное, Алексей. Зря вы от денег отказываетесь, у вас же маленький ребёнок.
– Да иди ты в баню! – сделал вид, что надулся Лёха. – От водовки фильдеперсовой, конечно, не откажусь. Это, будем так считать, за знакомство проставилась. А фантиками не раскидывайся – самой пригодятся. Студентка, поди?
Сашка расхохоталась.
– Благодарю за комплимент. Моё блаженное студенчество уже давно миновало. Хотя, конечно, сейчас возрастной ценз снят, и на очное обучение могут поступать даже пенсионеры.
– Не, ну так сколько тебе? – не отставал настырный сосед.
– Тридцать три, Алексей.
Тот присвистнул.
– Скажу своей корове. Ни за что не поверит. Ей знаешь сколько? Двадцать один, вот так-то! А мне – двадцать семь. Молодая у меня жена, – гордо добавил он. – Молодая… – и пристально посмотрел на Сашку, вроде как только увидел. – По паспорту, да. Лариске, соседке твоей, знаешь сколько? Тридцать пять. Так это между вами получается всего два года разницы? – Лёха ещё раз свистнул.
«Не свисти, козёл! Денег не будет!.. Александра Александровна, вы же не Ленка, смею вам напомнить!»
– Ты как сохранилась?
– Моей бабушке в семьдесят четыре никто больше пятидесяти не давал. Генетика. Никаких личных заслуг. Да и тридцать три это вовсе не так много, как вам сейчас кажется. Спокойной ночи, Алексей, – Сашка встала, и подошла к входной двери.
– И тебе, Александра, – надо же, запомнил, – хотя разве у тридцатитрёхлетней бабы может быть спокойная ночь без мужика? Ну, я смотрю, у тебя настроение не для бесед за жизнь да про любовь. Может, вместе дёрнем твоей чёрной? Глядишь, и разговоришься.
Сашке очень захотелось треснуть его по голове той самой табуреткой. Но она только отрицательно покачала головой и вежливо улыбнулась.
– Ну, пока, соседка!
Закрыв, наконец, за словоохотливым умельцем дверь, Сашка сделала пару кругов по своей крохотной, но комфортабельной обители чужих духов и духо́в.
«Откуда в них это поголовное тыканье? Это что – анахронизм от крепостного права? «Ты, барин!..» «Вы, Алексей!» Ты не можешь им тыкать. Хотя надо бы. Но «ты» – это такое личное местоимение. «Ты» – это личностная принадлежность, близость… Говорю же – из крепостного права. Это у них в ДНК прошито. В онто– и в филогенезе. И ответной принадлежности не требует у существ с иным информационным кодом… Это тебе Ирка голову замусорила всякой ерундой. Но ведь тыкают и тыкают…»
