Дневник провинциала в Петербурге | страница 120
Менандр несколько раз прошелся взад и вперед по комнате, потер себе лоб и сказал:
– Да; нет мне от них спасения! Эй! Кто тут! отнести статью господина Нескладина в типографию! Теперь газета наша обеспечена. Он, по крайней мере, нумеров пятнадцать будет закатывать по семи столбцов!
Менандр посмотрел на меня и разразился хохотом.
– А я еще тебя хотел завербовать в нашу газету! – воскликнул он, – нет, уж лучше ты не ходи… не ходи ты ко мне, ради Христа! Не раздражай меня! Белинский! Грановский! Добролюбов… и вдруг Неуважай-Корыто! Черт знает что такое!
Менандр вытянул руку во всю величину и повторил: Неуважай-Корыто! Я, в свою очередь, взглянул на него: он был пьян.
Между тем розоперстая аврора уже смотрела во все окна и напоминала о благодеяниях сна.
– Прощай, брат!.. Пожалуйста! прошу тебя, ты ко мне не приходи! Покойной тебе ночи, а я пойду екатеринославскую корреспонденцию разбирать. Там, брат, нынче сурки все поля изрыли – вон оно куда пошло!
Мы вошли в переднюю, и, о ужас! – застали там самого Неуважай-Корыто, который спал на лавке или притворялся спящим.
– Он нас подслушивал! – шепнул мне Менандр.
Неуважай-Корыто между тем протирал глаза и бормотал:
– А я калоши искал, да, кажется, и заснул. Боже! четвертый час! А мне еще нужно дописать статью "О типе древней русской солоницы"! Менандр Семеныч! а когда же вы напечатаете мою статью: "К вопросу о том: макали ли русские цари в соль пальцами или доставали оную посредством ножей"?
Но Менандр смотрел на него осовелыми глазами и мычал что-то совсем несообразное…
– Закусывали?! – язвительно заметил Неуважай-Корыто и стал отыскивать калоши.
В углу, действительно, стояли огромные зимние боты, в которые Неуважай-Корыто и обул свои ноги, к величайшему изумлению "веселого мая", выглядывавшего в окна.
Мы очутились на улице вдвоем с Неуважай-Корыто. Воздух был влажен и еще более неподвижен, нежели с вечера. Нева казалась окончательно погруженною в сон; городской шум стих, и лишь внезапный и быстро улетучивавшийся стук какого-нибудь запоздавшего экипажа напоминал, что город не совсем вымер. Солнце едва показывалось из-за домовых крыш и разрисовывало причудливыми тенями лицо Неуважай-Корыто. Верхняя половина этого лица была ярко освещена, тогда как нижняя часть утопала в тени.
Несколько минут мы шли молча.
– Нет, вы решительно не понимаете меня! – вдруг воскликнул Неуважай-Корыто, круто останавливаясь. И, видя, что лицо мое выражает недоумение, продолжал: – Не зная пенкоснимательства, вы, конечно, не можете постичь те наслаждения, которые сопряжены с этим занятием!