– Ужели же, наконец, и "Чижик, чижик! где ты был"?! – изумлялись окружающие пенкосниматели.
– Подлог-с!
– Позвольте-с! Но каким же образом вы объясните стих "на Фонтанке воду пил"? Фонтанка – ведь это, наконец… Наконец, я вам должен сказать, что наш почтеннейший Иван Семенович живет на Фонтанке!
– И пьет оттуда воду! – сострил кто-то.
– Подлог! подлог! и подлог-с! В мавританском подлиннике именно сказано: "на Гвадалквивире воду пил". Всю Европу, батюшка, изъездил, чтобы убедиться в этом!
– Это удивительно! Но как вам пришло на мысль усомниться в подлинности "Чижика"!
– Ну, уж это, батюшка, специальность моя такова!
– Однако какой странный свет это проливает на нашу народность! Все чужое! даже "Чижика" мы не сами сочинили, а позаимствовали!
– Говорю вам: камня на камне не останется! С болью в сердце это говорю, но против указаний науки ничего не поделаешь!
И т. д. и т. д.
В третьей группе шел разговор таинственного свойства. Сообщались по секрету сведения о каких-то кознях, предпринимаемых против каких-то учреждений; слышались соболезнования, жалобы, вздохи.
– Я сам сейчас оттуда, – полушепотом объяснял Нескладин, автор брошюры "Новые суда и легкомысленное отношение к ним публики".
– И что ж?
– Дело очень простое. Существуют два проекта: один об уничтожении, другой об упразднении. Теперь весь вопрос в том, который из этих проектов пройдет.
Все в немом негодовании оглянулись друг на друга. И вдруг кому-то пришло на мысль:
– Но тайный советник Кузьма Прутков!! ужели он допустит до этого?!
– Я именно сейчас от него!
– И говорили с ним?
– Да; и он мне сказал прямо: любезный друг! о том, чтобы устранить оба проекта, – не может быть и речи; но, вероятно, с божьего помощью, мне удастся провести проект об упразднении, а "уничтожение" прокатить!
– Но ведь и это уже будет значительный успех!
– Конечно. Но он прибавил к этому еще следующее: во всяком случае, мой друг, я тогда только могу ручаться за успех, если пресса наша будет вести себя с особенною сдержанностью. Слово "особенною" старик даже подчеркнул.
Известие это производит в группе общее впечатление.
– И я полагаю, – продолжает все тот же Нескладин, – что нам ничего более не остается, как последовать этому благоразумному совету!
Собеседники несколько минут мнутся, и в комнате слышится какое-то неясное жужжание. Как будто влетел комар и затянул свою неистово-назойливую проповедь о том, о сем, а больше ни о чем. Наконец один из собеседников, более решительный, выступает вперед и говорит:
