Он ушел в свою комнату и долго рассматривал схему. В ней предусматривалась регулярная связь через тайники, давалось подробное описание их, устанавливались дни и часы, когда сообщения должны быть вложены в тайники, когда взяты из них задания, была предусмотрена очередность пользования тайниками. В схеме указывалось, что на следующий день после того как сообщение будет вложено в тайник, по улице мимо дома, в котором жил Илья, в условленный час должен пройти Довгер или его жена. Это значит, что все обошлось благополучно и сообщение передано в Москву.
Сначала Довгер должен был появиться с женой, чтобы Илья запомнил ее лицо. Если нужно было вложить или взять из тайника что-нибудь срочно, вне расписания, допускались условные телефонные звонки на квартиру Ильи и Довгера.
В схеме указывалось, какая условная фраза должна быть сказана, чтобы знать день, час и из какого тайника надо вынуть задание или вложить туда сообщение.
Прочитав схему, Илья отложил ее в сторону.
Было обидно встретить советского человека и не иметь возможности как следует поговорить с ним. Ведь так много накипело на душе. Он рассчитывал поговорить о Родине, немного посетовать на трудность.
Нацизм напоминал о себе каждую минуту — в университете, на улице, в гостях, дома, давил на сознание я смертельно надоедал. Единственной отрадой были часы, когда Илья оставался в одиночестве. Он избавлялся от философствующего “дяди”, уходил к себе в комнату и там по-настоящему отдыхал. Первым делом включал радио, слушал сообщения из Москвы или музыку, а когда ему удавалось раздобыть книгу советского писателя, прочитывал ее, не отрываясь. Но наступало утро, Илья выходил из комнаты, и начиналась жизнь, как на сцене, но каждый промах мог дорого обойтись ему.
Сегодня после встречи с Довгером Илье было особенно тяжело. Он подошел к приемнику и, приглушив его так, чтобы не было слышно в соседних комнатах, настроил на Москву. Передавалась опера “Евгений Онегин”. Закрыв глаза, он слушал музыку. Илье было тяжело сознавать, что завтра снова надо будет слушать бесконечные гимны и марши, речи, призывающие к мести, реваншу, войне.
В то время как берлинская радиостанция захлебывалась лозунгами о “вооруженной нации”, Москва сообщала о мирных стройках второй пятилетки. Когда Берлин извещал о начале деятельности имперского управления содействия литературе, взявшего на себя почин публичного сожжения на кострах творений великих писателей, таких, как Г. Гейне, Г. Манн и другие, в Москве шел первый съезд советских писателей, где говорилось о колоссальных тиражах изданий произведений этих писателей.
