— Здарэ, Кирш! — по-приятельски окликнул чей-то голос сквозь музыку.
— Привет,— низко ответила Кирш, не оглядываясь, морщась на ревущий рядом динамик.
— Как жизнь? — настаивал на общении голос, и на подходе к барной стойке перед Кирш остановилась женщина лет двадцати пяти — тридцати в кипенно-белой рубашке строгого покроя, яркость которой рассекал красный галстук; эта особа с зачесанными назад поблескивающими от геля черными волосами, улыбаясь, протянула Кирш сигарету.
— А Ли говорила, ты с ними в какую-то тусовку поедешь.
Кирш безразлично пожала плечами:
— Чего, Оксан, сама-то как?
— Нормуль, Кокс не нужен?
Кирш отрицательно помотала головой,
— Все приторговываешь? Почем у тебя?
— По сто пятьдесят, для тебя — сто. Сядем?
Они подошли ближе к стойке.
— На самом деле, Кирш, я редко этим занимаюсь, — продолжила Оксана. — Только когда совсем бабла нет. Понимаешь, заказы то есть, то нет… Надоело голых баб для этих мордоворотов рисовать.
— Ну да, фигня. Рисуй цветочки для офисов, — буркнула Кирш и тут же переключилась: — Водки!.. Хотя нет, чай крепкий, пожалуйста! — обреченно сказала она бармену.
Тот усмехнулся:
— Это не наше меню, но постоянным клиентам…
Кирш присела на стул возле стойки бара и, поправляя очки на переносице, будто с неохотой высматривала кого-то в зале. Оксана была из тех приятных Кирш ненавязчивых собеседниц, разговор с которыми мог прекращаться так же незаметно, как и начинался. Принюхиваясь к ароматному пару крепкого чая, Кирш не сразу заметила, что рядом с ней сидела и улыбалась ей уже не Оксана, а незнакомая девушка с вульгарным макияжем и глубоким декольте. Кирш смерила девушку безразличным взглядом и снова стала всматриваться в зал.
Она уже не была так пьяна, а тоска, не отпускающая Кирш, словно поднимала ее над людьми, настроенными с ней играть, и над самой собой, имеющей тело, о чем свидетельствовали пульсация в разбитой губе, боль в животе, головокружение и странный зуд в сердце… «С сердцем что-то не так», — думала Кирш почти испуганно: оно перестало принадлежать только ей и трубило о появлении в Жизни чего-то важного и несвоевременного, «Все не ко времени, но важно…» — думала Кирш и чувствовала злость и смущение. И те самые дни, когда она потеряла свою подругу, когдагак близко был убийца, когда нельзя было вернуться в собственный дом или быть рядом ссыном, она снова увидела лицо, которое хотелось видеть всегда. Мельком познакомившись счеловеком, обменявшись дежурными фразами, — и полюбить?!. Глаза важнее, вибрация души — ощутимее слов, черты лица — как там, в глубине, на изнанке век, в мечте…
