В восемь утра отбыли на своем ЗИСе. Начальник в кабине, мы все наверху, почти под небом — перевязочная и часть сортировки. ППГ-2266 выбрасывает десант. Лошади, к сожалению, придут не раньше, чем через два дня. Наступление ждать не будем. Есть, правда, расчет, что Федя будет курсировать между Каменкой и обозом. Кроме того, обещали прислать две «санитарки».
Погода переменная... Со страхом смотрим в небо: нет, не самолетов боимся — дождя. Если польет, забуксуем, засядем, хоть караул кричи. Но мы веселы, хотя и не спали, — наступаем!
В полдень приехали.
Каменка... Высокий косогор, наверху — десяток ободранных яблонь, два домишка. Большая палатка. Дальше глубочайший овраг и за ним еще десятка два орловских маленьких хат.
Весь косогор усыпан ранеными. Одни лежат прямо на земле, распластанные, неподвижные, другие сидят, некоторые бродят. Сколько их? Человек двести...
Идем с начальником к палатке. Оттуда доктор вышел, маска на шее. Хирург. Представляемся. Спрашиваем.
— Да, здесь человек двести... Ходячих отправили пешком. Наш санбат уже впереди. Двух врачей оставили, три сестры и часть кухни...
— Много обработанных?
— Много ли мы обработаем такими силами? Десятка два перевязаны, остальные — из полков, сегодня и вчера. Хорошо, что дождя нет.
Мы ведем переговоры:
— Перевязочную развернем сейчас... Но кормить столько не можем. Оставьте, пожалуйста, свою кухню, пока наша машина сделает еще один рейс, до конца дня хотя бы.
Доктор согласился.
Выбираем место для перевязочной — у нас длинная «колбаса» из трех палаток. Приходится переносить раненых под другие деревья, чтобы площадь освободить. Солнце печет немилосердно.
— Сгружайте, ставьте палатки. Канский, командуй! Лида, в темпе развертывать!
Мы идем с доктором в «госпитальный взвод» — в те две хаты, что на краю сада.
Входим, после солнца темно, окошечки крохотные, заткнуты тряпками... Так на меня пахнуло Угольной! Тепло, но зато тучи мух сразу облепили нас, лезут в рот. Кажется, я никогда не видел столько.
На полу, на скомканной реденькой соломе, лежат раненые, человек тридцать. Некоторые прикрыты шинелями, другие почти совсем голые. Бредит «черепник» без сознания, пощупал — без пульса. Рядом — оперированный «живот», губы сухие: «П-и-ть... п-и-и-ть...»
Солдат с перевязанной кистью поит из большой кружки всех подряд.
— Санитары только в операционной. Этот вчера ранен, в команду взяли...
— Да...
Доктора отпустил: говорит, у него на столе больной. Вызвал Нину, сестру, — помогать. Просмотрел карточки — они были не у всех. Сделал «назначение» — запретил поить раненых в живот.
