– Ты можешь спать на диване, я ж сказала…
– Ты не поняла. Насовсем.
Раны мои кровоточили. Я мысленно присутствовала на похоронах… своей мечты… о любви… прекрасной и неземной… о той, которая облагораживает… и возвышает…
– Тебе бы немного проспаться. А путешествие можно начать завтра. Прямо с утра. Позавтракать и ехать! – Я старалась, чтобы голос мой звучал по-дружески участливо и не дрожал.
– Я серьезно. Поеду жить в Германию. У меня там родственники. Прислали приглашение. Думаю, это хороший вариант.
– Ты твердо решил?
– Конечно, это шанс. Второй вряд ли представится.
Он обнял меня за плечи. Тепло его руки смягчило мою боль. Я прижалась к нему крепко и тихо прошептала:
– А… как же я?
– Будем переписываться.
– Да, открытка на день рождения, а потом поздравление с Новым годом, и тишина…
– Я тебе ничего не обещал, – беззаботно заметил мой ночной визитер.
– А я ни на что и не рассчитывала, – лгал мой голос. – Просто… душевно как-то все было. Когда ты уезжаешь?
– На следующей неделе.
Эдуард откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. Рука его, покоившаяся на моем плече, становилась все тяжелее. Он заснул. Я вдыхала аромат его парфюма, который смешался с запахом алкоголя, сигарет и еще чего-то… я не могла разобрать. «Так пахнет прах моей мечты», – решила я и тихонько заплакала.
Я дремала на плече моего храпящего принца и мысленно прощалась с своими иллюзиями… Слайды придуманной счастливой жизни исчезали, оставляя слабоосязаемую дымку. Я цеплялась за свои фантазии и силой удерживала их в своем сознании.
– Привет. – Вторгся в мое пространство чуждый, противный голос Голубевой.
Я резко открыла глаза. Она стояла пред нами в папиной рубашке.
– Привет, Марина, – сонно ответил Эдуард.
– Вы что, знакомы? – растерялась я.
– Да… больше чем знакомы – я бы так сказал, – глухо пробубнил уже почти трезвый Эдик.
– Ты что, за мной следишь? – съязвила папина любовница, прищурив припухшие поросячьи глазки.
– Нет, – отозвался мужчина моей мечты. – Ты как здесь?
Мозаика неразберихи мигом сложилась. Я удивленно пялилась на взъерошенное пугало в папиной рубашке – героиню грез двух дорогих мне людей.
– Это и есть твоя звезда? – спросила я Эдика с горькой усмешкой. – Голубева, я б тебя задавила собственными руками, честное слово.
Она проигнорировала мои шипы и обратилась ко мне спокойно и властно:
– Оставь нас, пожалуйста, Алена.
Видимо, растерянность от нелепости ситуации и назидательно– материнский тон сцементировали мои эмоции. Я смерила Голубеву высокомерным взглядом и вышла из гостиной.
