В мои школьные годы одноклассники не воспринимали тех, кто на них не похож. Ублюдочная массовая философия! Ты просто обязан быть таким, как все: выходец из честной трудовой семьи, в которой родители либо разведены, либо папа умер от цирроза печени. Другие сценарии жизни не признавались. Так что наши с Афродитой грустные аномальные судьбы объединяли нас, и мы были нечто вроде подруг, мини-лагерь против всех. Первое время школьная подружка обижалась на придуманное мною сокращение имени. Ей казалось, что Фродя звучит как Федя. А потом ничего, привыкла. Я даже несколько раз дралась за нее, – уж сильно меня задевали обидные реплики в ее адрес, потому что каждый из класса стремился оскорбить малосимпатичную девушку с именем богини.
С пятерок я съехала на четверки. Папа не вмешивался в мою учебу, его устраивали средние оценки. Он так и говорил: «Хочешь быть посредственностью – будь! Только закончи школу!» И ради папы я тянула лямку образования на отметку четыре. Иногда, если были приступы знаний, я получала пятерки, а мой родитель отмечал их подарком или небольшой суммой денег. Время от времени я усилием воли готовилась тщательней к урокам и приносила домой товар – высшую оценку, обменивая его на хрустящие купюры. Но я не злоупотребляла денежно-пятерочным оборотом. Уже тогда моя философия гласила: «эН эС эС!» (В то время аббревиатуры были в моде.) Расшифровывался мой лозунг следующим образом: Нищая, Свободная, Счастливая! Это служило оправданием моего нежелания учиться, признаю…
А однажды моего папочку вызвали к директору, потому что я, посмотрев фильм «Чучело», побрилась наголо. Гладенькая блестящая голова вызвала возмущение общественности и нездоровый интерес. На меня приходили взглянуть из всех классов, как в старинные времена в цирках смотрели на женщин с бородой. Меня забавляло это внимание до тех пор, пока учителя всех дисциплин не сочли своим долгом провести со мной воспитательные беседы. Общество не понимало, как двенадцатилетняя девочка могла сама сбрить себе волосы! «Пагубное влияние телевиденья!» – громко заявляли одни. «Вот что делает с детьми отсутствие матери», – говорили другие и недовольно качали головой.
Я сидела возле кабинета директора на подоконнике и ждала папу. Что ему говорили в течение полутора часов, я так и не узнала. Он вышел очень грустный и посмотрел на меня безнадежным взглядом… Мне стало понятно: он сильно переживает. Но наказания не последовало. Папа купил мне несколько головных уборов (косынки, кепки, панамы) и строго-настрого распорядился, чтобы я блестела в школе не лысиной, а знаниями.
