Иван Павлович купался в теплом море воспоминаний о детстве. Я так завидовала его цветным и солнечным видениям. Мне не хватало собственных историй, ярких и ироничных. Меня будто обокрали, лишив подобных жизненных картинок, которые я могла бы, вспоминая, смаковать…
После стресса мой мир лишился красок, я будто смотрела в черно-белый телевизор, в котором мелькали тени и искаженно звучали незнакомые мне голоса. Было страшно. И одиноко.
– А как же голоса, которые я слышу? – спросила я отца шепотом.
– Голоса? – вторил он вдумчиво. – Может это совесть?
Я посмотрела на папу, он улыбнулся. Отец не воспринял всерьез мою боль и мои страхи. Нас разделяла стена… Толстая глухая стена…
– Как поживает Мариша? – спросила я холодно.
Папа вздрогнул. Вместо ответа он придвинул к себе вазу с малиновым вареньем и съел несколько ложек подряд. Я понимала: Иван Павлович подбирает слова. Ведь нездоровой дочери необходимо правильно преподнести информацию, чтобы ее снова не унесло в страну безумия.
Запив чаем сладкое варенье, папа набрал в легкие воздуха и отчитался:
– Марина, она… Нормально все. У нее. Хорошо. Работает и…
– Вы встречаетесь? – прервала я блеянье папы.
Отец снова вздрогнул. Бровки его сложились домиком. Он совсем растерялся.
– Чего ты боишься, папа? Просто скажи! Мне не безразлично, что происходит в твоей жизни, – произнесла я зловеще, смакуя отцовское напряжение.
«Я могла бы быть психологом», – пронеслось в моей голове. Я сканировала папино состояние, и мне даже казалось, читала его мысли. Душонка его трепетала в субтильном дряхлеющем теле, будто я, угрожая страшными пытками, выведывала военную тайну у партизана Ивана!
– У вас все в ажуре? Лямур? – не унималась я.
– Да, все как бы… идет…
– Куда?
Папа совсем отчаялся, не зная, как ответить на вопрос.
– Куда идет? К свадьбе?
– Я ведь женат на твоей матери, а она не даст мне развода, – сознался папа и уставился в кружку.
– Вы с матерью говорили по поводу развода? Папа кивнул.
– Во время моей болезни?
Иван Павлович смотрел на меня с мольбой прекратить допрос, но я должна была знать всю правду! Я должна была знать! Ведь от этого зависело многое: мои горизонты, моя судьба, мое счастье!
– То есть пока я билась в конвульсиях, вы с матерью занимались собой! – вывела я.
Папа вдохновенно оправдывался, разъяснив, что о разводе он просил мать в тот роковой день, когда я слегла.
– Я не могу жить рядом с чудовищем. Я мерзну рядом с ней. Она отравляет мою жизнь! – разоткровенничался отец.
