– Понятия не имею.
– Я тоже. Они ушли. А я остался прежним. Так что не старайтесь привести меня вовремя туда, куда я хочу опоздать. Вы меня понимаете? Я вижу, что вы понимаете все гораздо лучше тех, кто был со мной до вас.
– Я вас поняла, – кивнула я, и благодаря десяти годам профессиональной практики мой голос не дрогнул. Но не думайте, что я не заметила: он не сказал «Те, кто со мной работал до вас». Он сказал иначе.
– А теперь передайте мне, пожалуйста, тарелку с хлебом, – попросил Козаков.
– Извините. Я не могу.
– Не можете? – Левая бровь мистика насмешливо поднялась вверх. – Не можете передать мне тарелку?
– Не могу.
– Можете в полночь выставить милицейский пост у моих дверей и за один день восстановить паспорт? И не можете дать мне тарелку с хлебом?
– Не могу. Но я могу взять с тарелки хлеб и дать его вам.
Автор кармических теорий взглянул на меня очень внимательно, и в тот момент мне снова показалось, что замысел того, кто все это придумал, раскрылся перед мистиком без каких-либо объяснений.
В его прозрачных светло-зеленых глазах вспыхнула и все ярче разгоралась искра, которая свела бы с ума очень многих. К счастью, такой, как я, нет ни малейшего смысла терять голову из-за такого, как он. А потому я встретила взгляд Козакова без смущения.
– Давайте хлеб, Анжелика, хотя я и знаю, что вы не мыли руки перед обедом. Вот этот, пожалуйста. – И знаменитый автор кармических теорий указал на самый большой и пышный кусок хлеба, усыпанный ароматными зернышками поджаренного кунжута. – Я не знаю, как вам это удается, – тихо продолжил он, – но вы с успехом выпендриваетесь там, где обычной женщине это и в голову не пришло бы.
– А что мне еще остается? – так же тихо откликнулась я.
Козаков довольно усмехнулся.
Строго говоря, он был неправ. Мне известны все мои слабые стороны, но привычка выпендриваться никогда не входила в их число. Мне нет нужды лезть из кожи вон, чтобы выделиться из числа других женщин. Я не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или может быть, я чем-то сильно провинилась в прошлой жизни. Так или иначе, в этой жизни сама природа поставила меня отдельно от всех остальных. И бывают дни, когда я отдала бы все блага этого мира, лишь бы приблизиться к другим хоть на шаг. Но к сожалению, а может быть, и к счастью, тот, кто все это придумал, не дал мне такой возможности. И если я говорю, что не могу взять в руки тарелку с хлебом, у меня есть на то свои причины, даже если я не собираюсь сообщать о них вслух.
