Напротив него, за столиком, сидел великан Бурдон, тщательно пересчитывая монеты, которые жрец только что высыпал горкой из кошелька — кошельки тогда были так же распространены, как теперь, с той только разницей, что они были гораздо красивее.
— Видишь, — сказал Кален, — мы хорошо тебе платим, и ты должен быть благодарен мне за то, что я нашел такое выгодное дельце.
— Я благодарен тебе, брат мой, — отвечал Бурдон, любовно ссыпая монеты в кожаный кошель, который он тут же спрятал за пояс и затянул пряжку на толстом брюхе туже обычного. — И клянусь Исидой, Крысидой и Мышидой или какие там еще боги есть в Египте, моя крошка Нидия — настоящая Гесперида, хранительница золотых яблок.
— Она хорошо поет и играет, как Муза, — сказал Кален. — За эти таланты мой хозяин охотно платит.
— Да он просто бог! — вскричал Бурдон с жаром. — Всякий богатый человек за щедрость должен быть причислен к богам. Но выпей вина, старый дружище, и расскажи обо всем подробнее. Что она там делает? Она напугана, говорит, что дала страшную клятву, и молчит, как воды в рот набрала, от нее ничего не добьешься.
— И от меня, клянусь своей правой рукой! Я тоже дал клятву молчать.
— Клятву! Что такое клятвы для нас с тобой?
— Это верно, обычные клятвы — ничто. Но эта… — И здоровенный жрец содрогнулся. — И все же, — продолжал он, осушив большую чашу неразбавленного вина, — признаюсь, я не столько боюсь нарушить клятву, сколько опасаюсь мести. Клянусь богами, этот человек могучий чародей и выпытает все даже у луны, вздумай я ей проболтаться. Не будем же больше говорить об этом. Клянусь Поллуксом, хотя у него на пирах чего только не бывает, скажу тебе, я никогда не чувствую себя там свободно. Хоть все стены тут и в копоти, те часы, которые я провожу с тобой и какой-нибудь простой, немудрящей веселой девушкой, из тех, что приходят сюда, мне гораздо больше по душе, чем великолепные оргии, которые тянутся до утра.
— Ну, если так, сделай одолжение, приходи завтра вечером, и мы славно кутнем.
— С удовольствием, — сказал жрец, потирая руки и пододвигаясь ближе к столу.
В этот миг они услышали за дверью шорох, словно кто-то нащупывал ручку. Жрец поспешно надвинул на лицо капюшон.
— Тьфу! Да ведь это слепая девчонка, — сказал хозяин шепотом, когда Нидия открыла дверь и вошла.
— Эй! Девка! Как ты смеешь… постой, ты бледна — допоздна была на пиру? Ну, не беда, молодо-зелено, — сказал Бурдон.
Девушка, ничего не ответив, в изнеможении упала на одну из скамей. Потом вдруг подняла голову и сказала решительно:
