— И Главк будет принадлежать мне! — подхватила Юлия.
— Быть по-твоему, — сказал Арбак.
И Юлия, опасаясь предстоящего свидания, но подстрекаемая ревностью и досадой даже больше, чем любовью, все же решилась.
Оставшись один, Арбак произнес:
— О светлые звезды, которые никогда не лгут, вы уже начинаете исполнять свои обещания — успех в любви и победу над врагами. В тот самый час, когдая не мог найти средства для мести, вы послали эту красивую дуру, чтобы указать мне путь. — Он замолчал, глубоко задумавшись. — Да, — продолжал он уже спокойнее, — я не мог сам дать ей яд, а вдруг меня выследят и обвинят в смерти афинянина! Но ведьма — самое подходящее орудие для моих планов!
Он кликнул раба, велел ему поскорее идти вслед за Юлией и узнать, кто она такая. Сделав это, он вышел в портик. Небо было ясное и безоблачное, но Арбак, хорошо знавший его изменчивость, по нескольким облачкам, медленно плывшим по ветру далеко на горизонте, понял, что близится гроза.
— Это похоже на мою месть, — сказал он. — Небо чистое, но надвигаются тучи.
Южная гроза. Пещера колдуньи.
Когда дневной зной понемногу спал, Главк с Ионой отправились подышать свежим воздухом. В те времена римляне пользовались различными экипажами. Богатые люди, когда ездили без спутников, обычно пользовались уже описанной нами колесницей, запряженной парою; знатные матроны ездили в колясках, обычно двухколесных; кроме того, древние пользовались также носилками — большим паланкином, более удобным, чем современный, так как в нем можно было не сидеть, а лежать, меньше чувствуя неприятные толчки. Был еще просторный экипаж с откидным верхом, употребляемый как для дальних путешествий, так и для прогулок по окрестностям города, — в нем свободно размещались трое или четверо пассажиров. В таком экипаже наши влюбленные, сопровождаемые рабыней Ионы, и отправились на прогулку. Милях в десяти от города были в то время руины древнего храма, очевидно греческого; а так как Главку и Ионе все греческое было дopoгo, они решили осмотреть эти руины и направились туда.
Сначала дорога шла среди виноградников и оливковых рощ, потом, петляя и поднимаясь все выше к Везувию, стала более неровной, лошади шли медленно, с трудом; и в каждом просвете меж деревьями виднелись те серые, угрюмые пещеры, изрывшие опаленные огнем скалы, которые описаны Страбоном; впоследствии потоки лавы и время скрыли их от человеческого глаза. Солнце, склоняясь к закату, бросало на гору длинные и густые тени; кое-где в дубовых и буковых рощах еще слышалась пастушеская свирель. Иногда они видели на склоне изящную козочку с шелковистой шкурой, витыми рогами и блестящими серыми глазами, которая и теперь еще под небом Авзонии воскрешает эклоги Марона;
