— А ты пойдешь? — спросил Мишаня.
— Ишь какие! И придумывай им, да еще и сам иди — больно жирно будет!.. Я б пошел, я это дело люблю, самое по мне, но только меня они все знают, когда еще отец там работал… Вчера зашел посмотреть, как, что, они увидали, давай орать: «Эй, Гусь, ты чего тут? В главные механики пришел наниматься? Иди, вместо тягача у нас будешь!» Надо, чтоб кого не знали… Вот Мишаня годится. Чего глядишь? Боишься уже?..
— Бою-усь… — обиделся Мишаня. — Было б чего… Может, кто другой боится, а я…
— Порядок! Еще двоих нужно!..
Тут, как раз вовремя, подоспели Глеб, Огурец и Колюнька.
Тощему Огурцу удалось-таки втиснуться в Мишанино жилище, после чего в нем осталось место только для Глебовой головы, которую он туда и всунул, чтобы принять участие в разговоре, а сам находился снаружи.
Зато Колюнька вполне поместился в уголке, свернувшись наподобие ежика.
— Ты зачем это Музыканта с Комаром на дезертирство подговорил? — спросил Гусь Глеба.
— Никто не подговаривал, — спокойно ответил Глеб. — Просто они у меня спросили, а я сказал: идите, конечно, потому что каждый человек имеет право быть, где ему нравится… Такое мнение, а не подговаривал!..
— Вот! — Гусь показал на него пальцем. — До чего точно я подметил: эти сибирские все какие-то безмозглые!..
Глеб нахмурился, но промолчал.
А Гусь еще раз объяснил свою выдумку и распорядился:
— Вот вы с Мишаней и пойдете!.. Огурец привык ото всех бегать, а Глеба тут никто не знает!
Огурец самоуверенно тряхнул рыжими вихрами, но всегда, уступчивый, на все согласный Глеб неожиданно заявил:
— Я не пойду!
Все страшно удивились:
— Это почему?
— Я воровать не люблю… — покраснев, проговорил Глеб.
— Что воровать? Кого воровать? — гаркнул Гусь. — Разве это воровство? Несколько трубочек взять — воровство?.. Всякие там трубки есть!.. Какая важность!..
— Все равно… Не люблю я… И не хочу…
— Скажи уж: боишься! Слабак ты оказался, а еще сибирский числишься!..
— Нет… Просто не привык… В тайге охотники все оставляют в избушках: еду, шкурки… Никто не тронет, такой закон!
— То — в тайге, а то — тут, сравнил!
— Все равно… И лучше вы мне не говорите…
— Может, ты и у нас состоять не хочешь?
— У вас — пускай, а воровать не буду!
Глеб утупился, засопел как бык, и видно было, что нашло на него упрямство, ничего поделать нельзя… Все смотрели на него с сожалением. Мишане стало жалко Глеба, и он пришел на помощь:
— Глеб не годится: сильно приметный… Каждый внимание обратит…
