Гриффин сложил открытки в гармошку.
– От кого они? – спросила Джан. – От актрисы?
– Она говорит, что ей было со мной хорошо, и спрашивает, не хочу ли я с ней поужинать. Пишет, что понимает, как непросто попасть в кино с телевидения, но хочет попробовать. И она освобождает меня от обещаний, данных в пьяном виде.
Он направился к себе в кабинет танцующей походкой и плотно закрыл за собой дверь. Он надеялся, что у него на лице была улыбка.
– Почему я не чувствую страха? – спросил он себя. – Почему не звоню Уолтеру Стакелу? Показать ему эти открытки, и все.
Гриффин представил себе последствия разговора со Стакелом: его руку у себя на плече, телохранителя, проверку друзей. Пойдут слухи, что за ним охотятся. Пятно позора.
– Мне нужно сделать несколько важных звонков, – сказал он Джан по внутренней связи. – Если будут звонить, скажите, что я свяжусь с ними позже.
Потом набрал телефон службы времени, чтобы на аппарате у Джан загорелась красная лампочка, показывающая, что он говорит по телефону, что он занят. Взял со стола календарь и сел на диван. Быстро встал и взял баночку томатного сока из холодильника. Положил последнюю открытку на кофейный столик и сделал глубокий вдох. В комнате было тихо.
Некоторые обороты бросались в глаза, как достопримечательности Южной Калифорнии на обложке: «моя идея… мой агент… все знают… авторы…».
Гриффин листал календарь. Три-четыре раза в неделю он встречался с незнакомыми ему авторами и выслушивал их идеи. У большинства из них не было снятых фильмов. Гриффин с трудом припоминал их имена и лица. Он не помнил идей, о которых услышал более двух недель назад. Он помнил энтузиазм, напускной оптимизм и агрессивную общительность, а иногда отчаянную панику, от которой становилось неловко. Гриффин встречался с одним таким автором вчера. Он забыл уже его имя и сверился с календарем. Дуг Крейгер. Дуг Крейгер, не поздоровавшись, стал представлять будущий фильм, начав с тишины, наступавшей после убойных титров, кончая дробью сотен ганских барабанов в финале. Он пытался продать какую-то глупую приключенческую африканскую историю. Вряд ли на нее нашелся бы покупатель.
Гриффин посмотрел на имена других авторов. Джан обычно давала им по тридцать минут. Ему хватало и пятнадцати. Некоторые пытались представить все нюансы своих идей в двадцати – двадцати пяти словах, как их научил на курсах сценаристов какой-то умник, превративший в науку вчерашний шаблон. Они говорили о «дуге сюжета». Они употребляли термины вроде «парадигма» и «толчок первого акта». Они были предельно точны. «Через минуту двадцать три секунды она узнает…». Что она узнает? Что этот фильм никогда не снимут? Они говорили о «правилах жанра». Они описывали сцену, используя имена исполнителей: «Джефф Бриджес и Мэрил Стрип заперты в банковском депозитарии». Они комбинировали сюжеты разных фильмов: это нечто среднее между «Выхода нет»
