— Он использовал стило, чтобы нанести изображение?
— Не знаю, я не стал его тревожить, сразу же побежал за вами…
— Ты поступил правильно, — сказал приор, направляясь в иконописную мастерскую. Брат Анжело последовал за ним.
В мастерской было темно, хоть глаз выколи.
— Надеюсь, с юношей ничего не случилось, — встревоженно пробормотал приор.
Они вошли внутрь и обыскали все закоулки и укромные места, освещая их принесенным факелом, но незнакомца в мастерской не было. Наверное, вернулся в лазарет. Когда же свет упал на заготовку, лежащую на столе, брат Анжело не смог удержаться от удивленного возгласа.
На доске, покрытой тонким слоем левкаса,>[1] юноша выцарапал изображение Пресвятой Девы с младенцем Иисусом на руках. Рисунок был великолепен, пропорции — совершенны.
— Святой Бенедикт, это потрясающе! — воскликнул брат Анжело. — Богородица Милосердная! Как же он смог нарисовать ее за такое короткое время, да еще без образца?
— Ты имеешь в виду, что здесь нет ранее написанной иконы, которая вдохновила бы его? — спросил дон Сальваторе, окидывая комнату изучающим взглядом.
— Нет, такую Богородицу я никогда не изображал. Это икона школы знаменитого русского художника Андрея Рублева, который жил в четырнадцатом веке.
— Значит, наш подопечный уже писал подобную икону, — задумчиво произнес приор.
— Конечно, и, скорее всего, не один раз — судя по уверенности линий. Но он учился явно не в Италии.
— А тебе известно, где делают такие изображения Девы Марии? — спросил дон Сальваторе, которого заинтересовало второе предположение брата Анжело.
Какое-то время монах размышлял, рассеянно водя пальцем по губам.
— Насколько я знаю, в мире всего лишь две иконописные мастерские, где Богоматерь пишут подобным образом. Первая — в большом русском Троице-Сергиевом монастыре неподалеку от Москвы.
— Москвы! — воскликнул приор.
— А вторая находится на греческом полуострове Афоне, где живут только монахи да порой пришлые русские иконописцы.
— Выходит, юноша жил в Греции или России и научился писать иконы, — подытожил приор.
— Да, — согласился брат Анжело, поворачиваясь к нему, — только для православной церкви эти места священны. Мало кому из мирян разрешают там заниматься живописью. Этот юноша наверняка монах!
