Мне кажется, что в устах бывалых тюремных сидельцев слова «был пьян, ничего не помню», так же как «знать не знаю, ведать не ведаю», часто являются просто спортом. Благодаря своему судебному опыту подсудимый знает, что улики сильны; успел узнать, что присяжные строги; терять нечего; можно доставить себе развлечение – послушать свидетелей. В большинстве случаев защитник перед таким знатоком процесса – сущий младенец. Но если подсудимый случайный преступник, советы защитника могут предостеречь его от бесцельной лжи.
Молодой парень обвинялся в покушении на изнасилование семидесятилетней старухи. Она рассказала о происшествии немедленно и в тот же день указала на железнодорожного стрелочника как на виновника, прибавив, что узнала бы его из тысячи; при дознании подсудимый сознался жандармскому унтер-офицеру, что напал на старуху, но без намерения посягнуть на ее честь. Перед началом заседания я спросил защитника, думал ли он о том, как вести защиту.
– Да, – сказал он; – мне кажется, виновность совсем не установлена.
– Подумали ли вы о том, какой смысл этой старухе позорить себя перед людьми, если ничего не было?
– Нет...
– Как вы думаете, могут ли присяжные не верить ей, если ее показания ничем не опорочены? Единственное, что может сколько-нибудь помочь подсудимому, это полное признание и покаяние перед судом. Вы виделись с ним вчера? Говорили?
– Нет...
Подсудимый не признал себя виновным: был пьян, ничего не помню. Впечатление, произведенное показанием старухи, было потрясающее. Подсудимый продолжал утверждать, что ничего не помнит. В своей речи защитник не сделал грубых ошибок, говорил пристойно, разумно. Но что мог он сделать с очевидностью? Присяжные после продолжительного совещания дали подсудимому снисхождение.
Ясно, что он ничего не потерял бы при сознании. А между тем публичное покаяние перед оскорбленной старухой могло бы решить дело иначе: преступление не было окончено, и старуха могла бы сказать, что прощает его. Разве с точки зрения защитника это не лучше бессмысленного отрицания? Вся трудность дела перешла бы на сторону обвинителя.
Третий обычный прием подсудимых состоит в том, что они на первый вопрос признают себя виновными, но затем вместо откровенного рассказа о событии лгут без всякого толка, не упуская случая сказать и явную нелепость. Признание вызывает сочувствие судей и присяжных, но последующая ложь быстро сметает это первое движение.
Несколько деревенских парней сидели в избе за водкой; один из них, Матвеев, подошел к другому, Александрову, и шепнул ему несколько слов на ухо; оба вышли в сени, заперев за собою дверь; через несколько минут Александров вернулся, держась рукою за грудь, упал и тут же умер; за ним вернулся Матвеев и, обращаясь к товарищам, сказал:
