– Что было найдено у подсудимого?
– Табак, колбаса, чай, окорок.
– Вы торгуете разными сортами чая?
– Да, разными.
– А кроме вашей, в Ямбурге есть другие лавки, где торгуют чаем, табаком, колбасой и ветчиной?
– Да, торгуют.
– Почему вы думаете, что это ваш товар?
– Потому что это такой самый, как у нас.
– Так что же? Почему вы утверждаете, что это ваша колбаса и окорок, а не чужие?
– А потому, что я очень хорошо узнал этот окорок; как он у нас накануне был обрезан, так он и был найден.
Перед уездными присяжными судится шайка конокрадов в одиннадцать человек. О настроении присяжных говорить нечего. Допрашивается бывший местный полицейский урядник; показание, естественно, губительное для подсудимых. Прокурор предлагает обычные вопросы.
– Гг. защитники?
Первый, второй, третий, четвертый отказываются от вопросов. Пятый спрашивает:
– Вы, кажется, сказали, что с тех пор, как участники шайки были арестованы, конокрадство в этой местности прекратилось?
– Да, это верно.
– Отчего же их раньше не арестовали?
– Да потому что не знали их. Когда узнали, тогда и переловили, а теперь и воровать некому.
Двое парней обвинялись в краже. Околоточный надзиратель окончил свое показание; прокурор не задает ему вопросов. Защитнику надо молчать; но он не знает этого и предлагает именно тот вопрос, который сознательно мог бы задать только враг подсудимых, вопрос, хуже которого нельзя придумать:
– Вы знаете подсудимых? Чем они занимаются?
– Как же не знать. Занимаются безработицей, пьянствуют, замечались в неблагонадежных поступках.
Кажется, это больше, чем нужно. Оказывается, мало. Защитник спрашивает:
– А вам приходилось когда-нибудь производить о них дознание?
– Как же не приходилось? Теперь в Кронштадте введено военное положение, так он нам в Ораниенбаум все свои помои выкидывает.
Подсудимый обвиняется в подстрекательстве к отравлению своего шурина. Отец отравленного дает безукоризненно беспристрастное показание. Один из защитников (присяжный поверенный) спрашивает:
– Не знаете ли вы, почему генерал Бутурлин не доверял своему зятю?
– Нет, не знаю. Он только сказал мне, что советовал своему покойному сыну не ходить с ним на охоту.
– Так что, это было бездоказательное заявление генерала Бутурлина?
– Я этого не знаю. У генерала могли быть основания, которых он мне не передавал.
– Во всяком случае, вам он этих оснований не сообщал?
– Нет, не сообщал.
Не ясно ли, что из всех этих вопросов и ответов присяжные запомнят только одно, действительно многозначительное обстоятельство: генерал Бутурлин считал, что ружье в руках его зятя могло быть опасным для его сына. Защитник продолжает:
