— Конечно, конечно, но не забывайте, вы имеете дело с оборотнем..
Неторопливые слова Лоре не вызваны приступом ярости. Напротив, они падают медленно и рождены осторожностью. Слова падают и застывают, словно лед.
Все озабоченно смотрят на Лоре. Все, в том числе Тево, Мирмон и даже Тийе, вдруг понимают, как трудна их задача и сколь мало средств имеется в их распоряжении.
— Наверно, есть какой-то заговор, — наконец произносит кто-то. — В старые времена, во времена волков-оборотней, люди пользовались хорошими заговорами, ведь уже почти полвека никто и не слыхал об оборотнях…
— Конечно… — медленно цедит Лоре. — Надо стрелять свинцом, но свинцом освященным…
— А где его взять? — Вопрос глуп, поскольку трудность эту преодолеть можно.
— …Надо благословить ваши пули, — усмехается Лоре и хитро прищуривается.
— Если дело только в этом, — восклицает Тийе, — мы тут же освятим их…
Мирмон и Тево согласно кивают головой. Остальные переглядываются. Если речь идет действительно о волке-оборотне, думают они, и нужно именно это, чтобы убить его, стоит помнить, что опасность куда больше, чем считает безрассудная троица, чья храбрость происходит оттого, что зверь уничтожил часть их скота. И зачем всем другим лезть в это дело, ведь проклятый зверь пока их не тронул и, быть может, больше никогда не заявится в Сент-Метрен?
И каждый, уверившись в своей счастливой судьбе, находит вескую причину, чтобы отказаться.
— Вместе с нашими парнями нас будет десять человек, — восклицает Тийе, словно бросая на пустую тарелку весов груз, склоняющий весы в его пользу.
Слова Тийе действуют на сомневающихся.
— В таком случае… — бормочут они.
— В таком случае нас будет втрое больше, — подхватывает Тийе. — Где это видано, чтобы на поле боя было тридцать побежденных и один победитель?
— Никакой ад не устоит перед нами. — Мирмон проникается спокойной уверенностью Тийе.
* * *
Ледяной шар луны, моего зловещего солнца, охлаждает воду пруда, который я должен обогнуть, чтобы утолить голод, терзающий меня, хотя еще вчера я славно попировал, ворвавшись в стадо блеющих овец. Конечно, можно было бы сожрать и пса, охраняющего их, но мне вовсе не хочется пробовать мясо этих двоюродных братьев, выродков нашей расы.
Бледный кружок луны плавает на черной воде, вдруг останавливая меня и как бы приглашая полюбоваться на его наготу.
Я застываю в неподвижности, мой язык свешивается из пасти, шерсть на загривке встает дыбом, ничто не беспокоит меня, но я заворожен этой двойной луной, которую пруд не в силах растворить.
