Легли в половине двенадцатого.
- Слушай, талантливые люди, - они что, все шизанутые? - спросил Скорик, отодвигая с лица прядь Катиных волос.
- Почему? Ты же у меня нормальный, - улыбнулась она в темноте, проведя пальцами по губам...
18
Кончалось воскресенье. Дымчатые сумерки обволакивали лес, но когда въехали на шоссе, оказалось, что еще совсем светло. Разомлевшие от двух дней лесного воздуха, солнца, купания в прудах, дети сонно жались на сидении, Джуму тоже вгоняло в дремоту - никаких мыслей, лишь благостное ощущение здоровья, силы и сытости. У выезда на главную магистраль пришлось постоять, прежде чем удалось вклиниться в плотный поток машин - одни, как и Джума Агрба, возвращались после отдыха домой, другие - с нашими и польскими номерами тащились от границы. Хозяин "Волги", в которой ехало семейство Агрбы, дважды удачно сделал обгон, но потом понял рискованность и бессмысленность этой затеи, поскольку перед первым же красным светофором начнется потеря выигранного времени, а дальше - больше... Так и ехали, вынужденно неспешно...
И не знал Джума, что в этой пестрой ленте автомобилей на четыре машины впереди, возвращаясь из Польши, катил на своем "Жигуле" Николай Вячин.
Вячин возвращался из Польши злой и уставший. Поездка вышла пустой, бессмысленной и накладной, ибо, как принято, ехал туда не с пустыми руками, влетел с подарками для будущих возможных партнеров: пол-ящика коньяка, несколько банок икры, две микроволновые печи и еще кое-что помельче. Все это надо было протащить через таможню. Удалось, Но лучше бы изъяли - сейчас бы ему вернули. Партнеры по переговорам оказались шантрапой, делового в них было только то, что беспрерывно поили его настоящим кофе, курили "Кент" и "Данхил" да хорошо разбирались в курсах валюты. Но как только разговор заходил об общих интересах, начинали вешать, как фраеру, лапшу на уши: выдвигая, словно они какой-нибудь "Сименс", наглые условия, которые в итоге для него выпали бы в осадок "деревянными" рублями, а для них - в свободно-конвертируемой. Зол он был еще и оттого, что, дожидаясь таможенного осмотра поляками, простоял на солнцепеке два часа. Да на нашей стороне еще пять часов, стервенея от сознания, что осматривать-то у него нечего - возвращался пустой, это-то и вызывало, наверное, подозрение у таможенника, который шмонал с большим усердием...
Когда все было закончено и Вячин пересек границу, влился в медленный поток машин, постепенно раздражение от неудачной поездки утихало, понимал, что исправить ничего не может, и иные, домашние мысли возвращались к нему; с каждой новой цифрой: осязаемей и неотвязней...
