Полдела было сделано. Завтра предстояло провести на местности геодезическую разметку, но это уже детали.
Отключив аппаратуру, я блаженно потянулся и заказал секретарю кофе. Давно напряженно не работал и устал изрядно. Будь это на Земле, зашел бы в бар, выпил рюмку-другую, расслабился, отдохнул… Здесь же навязываться в гости к кому-нибудь не хотелось, а в одиночку я пить не умел.
Попивая кофе, я подошел к окну. Солнце уже село, и над горизонтом белела узенькая полоска блеклой угасающей зари. Соврал я вчера Ютте — никакой красоты на Мараукане не наблюдалось. А дух у меня захватывало от жути высотобоязни и ее преодоления. Преодоление своих недостатков всегда порождает возвышенные чувства.
Вполне возможно, что и сегодня вечером Ютта сидела на краю платформы, зачарованно созерцая круговращение светотеней на плато, создающее иллюзию жизни. Но когда тьма опустилась на планету, Ютта ушла.
Внезапно я поймал себя на мысли, что с гораздо большим удовольствием, чем вчера, сидел бы сейчас с ней на краю платформы, свесив ноги. Темнота притупляет врожденные фобии и делает людей ближе.
Я представил, как мы сидим на краю и, запрокинув головы, смотрим на звезды… И хмыкнул. Размечтался. Старость подкрадывается, что ли, если появляется тоска по юношеской романтике? Недаром говорят: что старый, что малый…
В окнах коттеджа Ютты свет не горел — то ли ушла к кому-то в гости, то ли опустила жалюзи, то ли легла спать.
Допив кофе, я отправил чашку в утилизатор и вышел из коттеджа. Куги, прикорнувший на крыльце, обрадованно вскочил и запрыгал вокруг меня. Я сел на ступеньки, запрокинул голову и посмотрел на небо. Звезды просматривались только в зените: сзади небосвод закрывал коттедж, а спереди — черная трапеция Усеченной Пирамиды. Куги не стал класть голову мне на колени, а сел рядом. Скосив на него глаза, я увидел, что он, тоже подняв голову, смотрит на небо. Тогда я не выдержал и расхохотался. Вот тебе и вся романтика… Хороша пара!
— Ладно уж, — сказал кугуару и потрепал его за загривок, — если не идешь ночевать к хозяину, будешь спать у меня. Попробую, что ты за подушка.
В некоторых коттеджах горел свет, в некоторых — нет, и зеленое поле между домами представлялось в ночи слабоосвещенной улицей земного поселка, расположенного у самого подножия Фудзиямы. В полумраке перспектива скрадывалась, и казалось, что «улица» заканчивается у самой горы, хотя между платформой и Пирамидой было не менее километра. А над всем над этим, усиленный ночной акустикой, катился волнами неумолчный рокот марауканского прибоя.
