Пролитая вода | страница 77



Андрей перевел дух. Он заметил, что уже стоит перед ними еда и графинчик с водкой, и, словно извиняясь за свое многословие, быстро стал разливать водку по рюмкам.

– Вот я опять на себя переключаю ваше внимание. И вызываю ваше неудовольствие. А Тенишев, наверное, вообще обиделся за упоминание мешка. Да?

Тенишев улыбнулся, посмотрел на Панина. Тот взял рюмку:

– Ничего, Андрей, мы же не собираемся указывать тебе, что говорить. Хорошо, что ты видишь себя со стороны, и хорошо, что все, о чем ты говорил, ты воспринимаешь как один из вариантов игры. Вы разные – ты достаточно точно и себя определяешь, и Тенишева, – и самое главное, что в вас нет закостенелости. Это хорошо. Я, как старик, повторяю это «хорошо», но так оно и есть. Давайте выпьем за вас.

– Спасибо.

Когда уже закусили, Панин вдруг сказал:

– Игра занимает такую незначительную часть жизни, что со временем перестаешь ее замечать, она просто исчезает, высыхает, как пена на берегу. Да и что такое игра – нелюбимая работа, служба в армии или супружеская неверность? Если нет серьезного понимания жизни, остается игра. Но если игра смешивается с якобы серьезным пониманием жизни, то это уже – попытки управлять самой жизнью, кстати, нелепые попытки. Так больно жизнь бьет за них. Но чужой опыт, к сожалению, здесь бесполезен.

Андрей нетерпеливо помотал головой:

– Не управлять! Если я чувствую, что внешняя жизнь не принимает меня, почему я должен отдаваться ей с умилением? Я просто отвечаю на воздействие. И не я первый начал, как когда-то в детстве говорили. Люди, группы людей вокруг меня живут по каким-то законам – я должен их знать, чтобы не затеряться, и более того, опережать их влияние на меня своим влиянием.

– Представь, Андрей, ты будешь сидеть через много лет за соседним столиком в окружении учеников, я подойду и спрошу: свершилось, этого ты хотел? – спросил Тенишев.

– Учеников у меня не будет, у меня будут только последователи, – сказал Андрей.

Над столом повисло на некоторое время молчание, словно остывали слова, значение которых не совпадало с шутливым тоном. Панин разлил оставшуюся водку:

– Ну что ж, за доброе будущее.

Тенишев выпил и подумал: как хорошо звучит это сочетание «доброе будущее», ни разу ранее не слышанное. Он вспоминал весь прошедший уже день и словно собирал воедино чувства, которые возникали, когда говорил Панин. И Тенишев понял, как это единое чувство похоже на ту неуловимую естественность жизни, которая бывает как раз на стыке обыкновенных ситуаций, прощаний, встреч, случайных фраз. Его вдруг потянуло рассказать о чем-то важном и одновременно мимолетном, значительном и одновременно обычном. Странная уверенность, что все в жизни должно быть именно сочетанием этих разных понятий, охватила Тенишева. Он чувствовал, что ему хорошо от этой уверенности, которая наполовину была опьянением, он оглядывал зал, и сидящие за столами люди казались ему уже добрыми и близкими, как давние знакомые, которым хочется приветливо улыбнуться.